– …пальчики оближешь, говорю тебе как гастроном!
– Тише, – сказал Гальцев. – Разбудишь Атоса.
Сидоров сел поудобнее, положил подбородок на спинку переднего сиденья и прикрыл глаза. В кабине было тепло и немного душно – кабина остывала медленно.
– А тебе не приходилось летать с Атосом? – спросил Сорочинский.
– Нет, – сказал Гальцев.
– Мне его жаль. И одновременно завидую. Он прожил такую жизнь, какую мне никогда не прожить. Да и многим другим тоже. Но все-таки он уже прожил.
– Почему, собственно, прожил? – спросил Гальцев. – Он только перестал летать.
– Птица, которая перестала летать… – Сорочинский замолчал. – Вообще время Десантников теперь прошло, – сказал он неожиданно.
– Ерунда, – спокойно ответил Гальцев.
Сидоров услышал, как Сорочинский завозился.
– Нет, не ерунда, – сказал он. – Вот оно. Яйцо! Их будут делать сотнями и сбрасывать на неизвестные и опасные миры. И каждое Яйцо построит там лабораторию, ракетодром, звездолет. Оно будет разрабатывать шахты и рудники. Будет ловить и изучать твои нематоды. А Десантники будут только собирать информацию и снимать разнообразные пенки.
– Ерунда, – повторил Гальцев. – Лаборатория, шахта… А герметический купол на шесть человек?
– Что – герметический купол?
– Под ним будут шесть человек.
– Все равно, – упрямо заявил Сорочинский. – Все равно Десантникам конец. Купол с людьми – это только начало. Будут посылать вперед автоматические корабли, которые сбросят Яйца, и тогда на все готовое будут приходить люди…
Он стал говорить о перспективах эмбриомеханики, пересказывая известный доклад Фишера. «Об этом много говорят, – подумал Сидоров. – И все это верно». Но когда были испытаны первые планетолеты-автоматы, тоже много говорили о том, что межпланетникам останется только снимать пенки. А когда Акимов и Сермус запустили первую систему киберразведчиков, Сидоров даже хотел уйти из космоса. Это было тридцать лет назад, и с тех пор ему приходилось не раз прыгать в ад за исковерканными обломками киберов и делать то, что не смогли сделать они… «Новичок, – подумал он про Сорочинского. – И болтлив неумеренно».
Когда Гальцев в четвертый раз сказал «ерунда», Сидоров полез из машины. При виде его Сорочинский замолчал и вскочил. В руках у него была половинка недозрелого арбуза, из нее торчал нож. Гальцев продолжал сидеть, скрестив ноги.
– Хотите арбуз, Михаил Альбертович? – спросил Сорочинский.
Сидоров помотал головой и, засунув руки в карманы, стал смотреть на вершину сопки. Красные отблески на полированной поверхности Яйца тускнели на глазах. Быстро темнело. Из тумана вдруг поднялась яркая звезда и медленно поползла по густо-синему небу.