– То есть, - вмешался адмирал, завершив повествование фемиста, - они были рассеяны картечью и в панике бежали, пав жертвой собственного солипсистического индивидуализма [солипсизм - крайняя форма субъективного идеализма].
– К тому же бросив своих раненых, - с укоризной добавил фемист.
– Естественно, - отозвался Солово. - Это ведь эльфы.
– Что их нисколько не извиняет, - настаивал на своем фемист. Брошенные эльфы - живые и мертвые - ничуть нас не смутили. В конце концов все улеглось… официальное объяснение поминало бандитов, правда, неожиданно нахальных. Подобное определение удовлетворяло все заинтересованные стороны.
– Ну а что случилось с забытыми? - поинтересовался Солово.
– Мы устроили неподалеку от городской стены довольно странный курган… загадку для грядущих антикваров и грабителей могил… такие длинные конечности, элегантные черепа. По их просьбе мы разрешили этим господчикам самостоятельно разделаться с Верховным королем. Все было проделано с чрезвычайным коварством.
– Я так и думал, что рано или поздно это произойдет, - сказал адмирал. - Он вылез раньше времени и создал им дурную славу. Эта раса не любит излишнего внимания.
– Именно так, - согласился фемист. - Теперь им суждено населять болота, топи и горы - если только амбиции их не поумерятся или не уляжется людская нетерпимость. Конечно, если какая-нибудь подобная вам беззаветная личность своими поступками не пробудит в них память прежних обид и не направит их вновь дорогой, ведущей к погибели.
– Я потерял тогда терпение, - проговорил адмирал Солово, удивляясь себе самому… с какой это стати он чувствует потребность пояснить свои действия. - Даже если забыть ту наживку, которую приготовил для меня Верховный король, вы словно забыли про меня в этих пыльных лабиринтах ватиканской бюрократии.
– Грех, и самый прискорбный, - признался фемист. - По всей видимости, в те годы наш взор был устремлен в другие края… хотя подобную забывчивость едва ли можно извинить. Ваше небольшое предприятие заставило нас вновь обратить свое внимание на Италию и понять - там остались клинки, которые мы еще не сумели заточить. И было решено сообщить вам побольше.
– Ах да, - припомнил Солово. - На ежегодном обрядовом пиршестве вашего международного заговора…
Фемист улыбнулся и вздрогнул.
Год 1493. Я умираю в Германии. А потом меня вовлекают в заговор
– Ты уснешь здесь, брат.
Солово вступил внутрь. Первым делом он отметил отсутствие крыши, потом услышал за спиной стук запираемого замка.
– Ты уснешь здесь, - повторил снаружи голос рыцаря-фемиста, - и проснешься, чтобы начать новую жизнь.