Ну, как там дальше? Ты должен помнить.
Радовский махнул рукой, поморщился.
– Нет-нет, вспомни, пожалуйста, это очень важно.
И Радовский, уступая другу, процитировал:
– Пусть безумствует море и плещет,
Гребни волн поднялись в небеса —
Ни один пред грозой не трепещет,
Ни один не свернет паруса…
– Вот тут мы, дружище, и попались! Мы мнили себя Одиссеями! Капитанами! Царями, возвращающимися на свою родную Итаку! Мы грезили о своих имениях с тучными стадами и с просторами, засеянными хлебами. Мы были уверены, что Пенелопа верна, что никто не осквернил наше ложе. Но все, дорогой мой, оказалось не так. Женихи оказались хитрее и сильнее. Да и Пенелопа…
Радовский жестом прервал его, потянулся за бутылкой, быстро плеснул коньяк на дно фужеров и сказал:
– Давай, Вадим, выпьем, за Пенелопу.
Зимин удивленно посмотрел на друга. Хотел что-то сказать, но передумал. Выпил вслед за Радовским. Но погодя все же спросил:
– Ты сказал, что она пропала без вести.
– Да.
Зимин мотнул головой, поморщился. Сказал:
– Как у вас в абвере все сложно. Все покрыто каким-то мраком. На всем лежит вуаль. – И он сделал нелепый жест. – Вы великие мастера… – Но не договорил.
Радовский ухватил его руку и сказал:
– Лучше давай поговорим о наших Fraulein.
– Ты прав. К черту войну! Я позвоню девочкам. Мы продолжим. Не думай, они из хороших семей. Шалуньи. Как это по-немецки… Schelmerei.
– Да, по сравнению с тем, что на фронте делают их мужья, отцы и братья, это всего лишь невинная шалость в пределах игры жизни.
– Шалость с русскими офицерами, во время войны – это серьезное преступление против нации. Даже, как ты выразился, в пределах игры жизни.
– А мы с тобой разве русские офицеры, Вадим?
– Странно, что ты об этом забыл.
– Я не забыл. Я просто думал, что ты пьян.
– Я всегда пьян. И всегда трезв. Так звонить мне нашим шалуньям?
– Звони.
Через несколько дней он стоял перед своим шефом, оберстом Эрвином фон Лахоузеном-Вивермонтом. Руководитель Управления Аусланд ОКВ Абвер-2 был вежлив и внимателен. Вопреки ожиданиям, его совершенно не интересовали подробности последней операции, гибели группы и перехода Радовским линии фронта. Видимо, его удовлетворили отчеты, в которых Радовский подробно изложил хронологию событий вплоть до выхода на боевое охранение вермахта. Полковник наклонил к нему свою крупную бритую голову и сказал, вытаскивая из стола стопку чистых листов:
– Напишите подробно о том, что наблюдали в ближнем тылу у русских. Все – подробно. Темы бесед. Довольствие. Настроение. Состояние дорог. Где накапливается техника. Об аэродроме Шайковка – отдельно. – И, когда уже Радовский встал, чтобы перейти в другую комнату для составления подробного отчета, Лахоузен-Вивермонт вдруг спросил: