В двадцатых числах августа 1943 года, когда стало окончательно ясно, что немцы не удержат ни Орла, ни Курска, ни Харькова, ни Белгорода, что Красная Армия, спрямляя выступ линии фронта, вот-вот возьмет Брянск и Смоленск, по пыльным проселкам из районов Севска и Брасова, Трубчевска и Локтя Орловской и Курской областей потянулись обозы беженцев. Все как будто повторялось. Большаки и проселки, забитые повозками с детьми и домашним скарбом, коровы, привязанные за рога к телегам, осунувшиеся лица стариков, тоска и ужас в глазах женщин. Но теперь обозы беженцев тянулись не на восток, а на запад и северо-запад. Пройдя десяток-другой километров, поток беженцев разделялся. Некоторые обозы следовали на ближайшие железнодорожные станции. Вместе с ними шли колонны солдат, одетых в немецкую униформу. На их кителях были темно-зеленые погоны с красной выпушкой и нарукавные нашивки с черным Георгиевским крестом на белом поле и с желтыми буквами: «РОНА». Солдаты шли побатальонно, правильным строем. Следом за батальонами двигалась техника: танки, грузовики, бронеавтомобили, конные запряжки с орудийными расчетами и орудиями на передках, полевые кухни. Бросалась в глаза пестрота стрелкового вооружения, что делало эти войска похожими на партизан. Один взвод мог иметь и русские винтовки различной конструкции, и немецкие «маузеры», и чешские карабины, и ППШ, и ППД, и «МП38/40», а порою и нечто более экзотическое вроде французских винтовок времен Первой мировой войны или венгурских автоматов с деревянными прикладами. По тем же дорогам и в том же направлении тянулись гурты скота. У пастухов за плечами висели винтовки, а ремни оттягивали тяжелые подсумки. На железнодорожных станциях их ожидали составы. Техника и батальоны, а также основная масса гражданских беженцев, спешно, с гвалтом, грузились на платформы и в теплушки. Началась эвакуация так называемой Русской освободительной народной армии или, как ее еще называли, бригады Каминского >{2}.
В потоке обозов, в их стремлении поскорее покинуть опасную местность уже к концу первого дня почувствовалась какая-то надломленность и усталость, которая вскоре сменилась страхом перед тем неизвестным, что ждет их впереди, в незнакомом, чужом краю. Несколько раз, будто шальной снаряд, пролетал над дорогой крик:
– Танки!
Люди в ужасе выворачивали коней в объезд образовавшимся заторам, телеги опрокидывались в кюветах и ошалевшие кони несли по полю передки, ломая оглобли и увеча людей. Потом оказывалось, что никаких танков нигде нет, что это патруль немецкой полевой жандармерии выехал на перекресток, чтобы направить поток туда, куда необходимо их направить согласно предписаниям и циркулярам штабов.