— Спрячьте ваш пистолет.— сказал он Рожкову по-русски, но с сильным немецким акцентом, — он здесь не будет нужен. Вы видите перед собой Зигмунда фон Римше, оберштурмбанфюрера и начальника этого объекта... Прошу садиться, господа! А с кем я имею честь говорить? Вы, конечно, русские?
— Не ошиблись. А вот титул ваш немножко устарел. — Устарел, говорите? Значит, верно, что Красная Армия взяла Берлин и что рейх и фюрер уже не существуют?
— С мая этого года действительно не существуют. Вам это не было известно?
— С ноября прошлого года и до самых последних дней я не имел связи с внешним миром.
— У вас не было радиостанции?
— Я ее уничтожил. Это было необходимо. Мой первый помощник, отчаявшись в возвращении германской армии, изменил Германии и вступил по радио в сношение с Западом. Это было, когда вы заняли Будапешт. Я приказал его казнить и радиста тоже и уничтожить радиопередатчик, но по ошибке повредили приемник.
— Печальное событие.
— Оно было совершенно необходимо. Так, значит, фюрер погиб?
— Покончил самоубийством.
— А наша партия национал-социалистов?
— Распущена.
— А Геринг, фон Риббентроп, Кальтенбруннер, фельдмаршал Кейтль?
— Преданы суду Международного трибунала, и я надеюсь, что они получат по заслугам.
— Да? Вот этого Абаза мне не сказал.
— Кто это Абаза? Тот самый шпион, которого вы здесь укрываете?
— Да... Которого вы ищете и которого я решил выдать вам.
— Ага! Так вот почему вы и открыли вход?
— Да, поэтому. И еще потому, что хотел узнать от вас, что произошло на свете за долгое время моего уединения. Впрочем, вы ведь все равно бы проникли сюда.
— Разумеется, проникли бы.
— Хотя одного движения моей слабой руки, одного только ее пальца, — Римше поднял сухую, как у скелета, кисть. — было бы достаточно, чтобы тысяча тони динамита превратила в мусор эту скалу вместе с рудником, заводом и всеми ее обитателями.
— Почему же вы не взорвали?
— Я уже сказал: чтобы выдать вам Абазу.
— Тем самым получить возможность помилования? Не правда ли? Тактика ваша понятна.
Римше промолчал.
— Мы имеем сведения, — сказал Краевский, — что поезд, на котором эвакуировался ваш объект, был взорван партизанами и вся команда погибла. Оказывается, это не так?
Сморщенное лицо Римше исказилось улыбкой:
— Это была военная хитрость. Мой вагон был почти пуст. Там погибли только второстепенные работники. Я остался здесь по приказу фюрера, чтобы открыть вход, когда вернутся наши, через несколько недель...
— А прожили больше года.
— Увы. да! Больше года... Со мной здесь оставались только мой сын Фридрих, мой старший помощник, металлург, радист, врач и повар. Всего семь человек.