— Не считая Отто Хиссингера и инженера Пасько,— поправил его Рожков.
— О да! Не считая их. конечно... Я про них совсем позабыл.— согласился Римше, нимало не смущаясь. — Но теперь я совсем один.
— Судьба вашего помощника и радиста нам известна. Куда же девались остальные?
— Инженер-металлург и врач не обнаружили подобающей арийцам твердости духа. Они осмелились требовать, чтобы я выпустил их наружу. Это подрывало воинскую дисциплину. Я должен был их устранить.
— Иными словами — убить?
— Я направил их в сейф для хранения денег и автоматически запер за ними дверь. Поступить иначе я не мог: они могли бежать.
— Через тайный ход, что скрыт за этой статуей? — Рожков указал на бронзового гиганта.
— О нет! Здесь, за этой фигурой, нет выхода. Мы не успели его достроить.
— Так. Поверим на сей раз... А сын ваш где? Тоже очутился в сейфе?
— О нет! Мой Фридрих поступил, как истинный германец. Он знал, что ко мне бесполезно обращаться с подобной просьбой, и покончил с собой.
— На сей раз что-то не верится, — заметил Рожков.
Я слушал скрипучий голос фашиста, глядел на его полумертвое старческое и все-таки надменное лицо, на его тощую, трясущуюся шею с острым кадыком, и сердце мое холодело от ужаса. Нет, это не человек! Это даже не зверь! Это безумец, выродок, чудовище, машина, лишенная всех человеческих чувств, усовершенствованный автомат — все, что хотите, но только не человек.
— А где же ваш повар? — спросил кто-то.
— Карл умер месяц тому назад от тяжелых условий жизни под землей и дурного воздуха. Он оставался мне верен до последних дней. Без него мне трудно обходиться. Мое здоровье тоже несколько расстроилось, хотя кабинет этот отлично изолирован и имеет специальную вентиляцию.
— Так почему же вы не поселили его у себя, в этом кабинете? — не удержался я. — Он тогда остался бы жив!
Римше медленно повернулся в мою сторону и долго глядел на меня оловянными глазами.
— Молодой человек, — сказал он наконец, — устав германской армии не разрешает нижним чинам жить совместно с их начальниками.
Он замолчал, видимо обессиленный длинным разговором, откинулся на спинку кресла и закрыл глаза. Мы тоже молчали. Через минуту он оправился, налил стакан вина и выпил его.
— Вы ожидаете, чтобы я передал вам господина Абазу? — сказал он, с трудом приподнимаясь с кресла. — Пожалуйста! Он заперт внизу, в кладовой.
— Я прошу вас сначала разъяснить нам, для чего служат эти кнопки, — сказал майор, указывая на пульт.
— О, пожалуйста, пожалуйста! — согласился Римше и с готовностью объяснил нам назначение диспетчерского пульта.