Скорее, она из тех, настоящих, владельцев дома.
Уж очень видна порода.
И вся она какая-то хрупкая: от тонкой лебединой шеи, до узких ладоней с ломкими длинными пальцами.
Про таких вот, сдается мне, чуть гнусавя, пел когда-то грустный клоун — Вертинский: " Вы ангорская кошечка, статуэтка японская, вы капризная девочка с синевой у очей, вы такая вся хрупкая, как игрушка саксонская…. " И что-то там еще подобное: надрывно и щемяще.
Я плохо представляю себе, как выглядят, на самом деле, японские статуэтки и саксонские игрушки, но мне отчего-то кажется, что именно так и выглядят, как эта Кассандра по имени Дарья.
— Проходите! — говорит мне она тихо, и голос ее мелодичен и полон расслабляющего тепла. — Мне звонила Машенька.
— Машенька? — я совершенно забыла, что Мусю на самом деле зовут Мария, а уж назвать ее Машенькой мне бы никогда не пришло в голову. Потому, что Машенька в моем понимании — это, либо девочка из когорты сказочных персонажей, либо милая юная девушка с золотистой косой до пояса. Именно так.
Но Кассандра думает иначе.
— Я зову ее Машенькой, потому что Муся — имя для пожилой родственницы — приживалки, годной только для того, чтобы ходить за больными и мыть после гостей посуду.
— А Муся всегда занимается только этим — думаю я, следуя за женщиной — статуэткой по широкому коридору, стены которого сплошь заставлены книжными полками. Полки чередуются с какими-то неразличимыми в полумраке картинами в тяжелых и вроде бы золоченых рамах. И еще думаю, что тремя словами она удивительно точно определила амплуа Муси, но она неожиданно прерывает мои мысли — Потому вы все и привыкли использовать ее лишь как сиделку и домработницу. Имя многое определяет в судьбе человека, вот приклеилось в ней это — Муся, и никто за ним уже не видит в ней ничего большего.
— Возможно — быстро соглашаюсь я, и опасливо думаю про себя: « В мыслях надо быть осторожней. Вдруг она и на самом деле умеет их читать» Хотя для того, чтобы сейчас определить ход моих мыслей по поводу Муси-Маши достаточно простой проницательности и логики.
— Походите. — Приглашает меня Кассандра, открывая дверь одной из комнат. — И не удивляйтесь — Замечание более чем уместное, потому что из атмосферы старой, а судя по коридору, даже древней, дореволюционной квартиры, я попадаю в холодный сверкающий мир хромированной стали, белой кожи и матового стекла. Мир самого что ни на есть победившего авангарда.
Предо мной — словно экспозиция на выставке модного интерьера. — Предки мои в этом доме жили еще до революции — продолжает объяснять Кассандра, — и после нее — тоже, однако вместо всего дома занимали только три комнаты, как-то отгороженные в отдельную квартиру. Им еще повезло. Это потому, что дед был профессор медицины, психиатр и пользовал некоторых номенклатурных товарищей и их родню. А когда настали другие времена, и родителям предложили переселиться в новую, по тем временам вполне приличную квартиру, бабушка — она тогда была еще жива встала насмерть: "уезжайте с Богом хоть к черту на кулички ( она дерзкая была: могла и такое завернуть ), а я здесь умирать буду! " И все остались. А потом привыкли, и уж когда бабушка умерла, родители никуда переезжать не захотели. Потом, наверное, и я не пожелаю сдвинуться с места. Ну а пока в этом тереме царя Гороха, единственную дерзость я себе все же позволила: вот, комнату свою оформила по собственному вкусу. Так и живем. Здесь XXI век, а за стеной — Х1Х или того раньше. Но я вас заболтала. Располагайтесь!