Но водопад тоже был. А мне купили новую лопатку.
В прилив они купались: вода была чистая и соленая, зеленая, очень холодная. Вирджиния забыла купальную шапочку, и ее темные волосы облепили голову, а тень на каменистом дне напоминала силуэт диковинной рыбы. Придерживая Кару, она качалась на воде, зависнув между небом и морем, ослепленная солнцем и солеными брызгами; воздух рассекали крики чаек, и шелестели, разбиваясь о берег, волны.
Вирджиния совсем окоченела. Дети же ничуть не замерзли, так что она оставила их с Юстасом и выбралась на берег, усевшись на сухой песок выше линии прилива.
Она сидела прямо на песке, потому что не захватила ни пляжного коврика, ни больших купальных простыней. У нее не было расчески и помады, не было бисквитов, вязанья, термоса с чаем, не было теплого свитера. Не было сливового пирога или шоколадного печенья, денег, чтобы заплатить за катание на ослике или порцию мороженого.
Кара, стуча зубами от холода, вылезла из воды и уселась рядом с ней. Вирджиния закутала ее в полотенце и ласковыми движениями стала вытирать.
— Такими темпами ты скоро научишься плавать.
Кара спросила:
— Сколько сейчас времени?
Вирджиния посмотрела на солнце.
— Думаю, около пяти… Точно не знаю.
— Мы еще не пили чай.
— Не пили. И, наверное, не будем.
— Мы пропустим чай?
— Один разок можно. Просто пораньше поужинаем.
Кара скорчила недовольную гримасу, но возражать не стала. Николас, однако, страшно возмутился, когда узнал, что Вирджиния не захватила для него никакой еды.
— Я хочу есть!
— Мне очень жаль.
— У няни всегда была с собой куча еды, а у тебя ничего нету!
— Знаю. Я забыла. Мы так спешили, я совсем забыла про печенье.
— Тогда что я буду есть?
Юстас, весь мокрый, как раз вылезал на берег, и услышал последнюю фразу.
— В чем дело?
Он остановился поднять полотенце.
— Я проголодался, а мама не взяла ничего поесть.
— Надо же! — без всякого сочувствия ответил Юстас.
Николас смерил его долгим оценивающим взглядом, развернулся и в угрюмом молчании побрел обратно к своему песочному замку, но Юстас поймал мальчика за локоть, мягко вернул назад и, прижав его к своим ногам, с отсутствующим выражением на лице стал тереть полотенцем — словно одну из своих собак.
Вирджиния поспешила утешить сына:
— Все равно нам скоро ехать.
— Почему? — спросил Юстас.
— Я думала, тебе пора доить коров.
— Берт их подоит.
— Берт?
— Он был сегодня в Пенфолде, вычищал стойла в конюшне.
— Ах да!
— Когда-то он работал у моего отца, теперь удалился на покой, но приходит ко мне дважды в месяц по воскресеньям, помогает на ферме. Ему это нравится. Миссис Томас угощает его обедом, а у меня появляется несколько свободных часов.