— Черт побери, это просто Рим какой-то! Четвертый, что ли?
Изумление лорда Джулиана — как и все эмоции, если его светлость решал дать им волю, — было бурным.
Едва выйдя из машины, он остановился как вкопанный.
Вид при этом имел довольно обескураженный.
Или уж по меньшей мере изумленный.
Возглас дополнил картину — лорд Джулинан был поражен.
Впрочем, основания имелись.
Широкий проспект, открывшийся его взору, буквально источал державное величие, достойное, по меткому замечанию изумленного лорда, античного размаха и роскоши.
Очень широкий, он был разделен пополам густым тенистым бульваром, по обе стороны которого тянулись прямые, как стрелы, ухоженные магистрали.
Тоже довольно широкие.
Их, в свою очередь, обрамляла вереница помпезных зданий.
Все они были совершенно одинаковыми, тянулись безупречно прямой, без малейшего зазора, шеренгой, похожие на строй солдат, замерших по команде «смирно».
Нехитрый вроде бы архитектурный прием усиливал тем не менее, впечатление монолитной мощи и величия.
Однако проспект с монументальными домами-братьями был всего лишь прелюдией.
Неожиданно он обрывался, упираясь в зеленый холм, не очень высокий, но все же достаточно возвышенный над местностью, чтобы породить ощущение обители богов.
Или существ как минимум богоподобных.
На холме — в строгом соответствии с древними имперскими традициями — высилось огромное сооружение из белого камня с колоннами, могущее быть исключительно дворцом или храмом.
Закатное солнце заливало пространство мягким золотисто-розовым сиянием.
И этот случайный вроде бы, преходящий штрих органично довершал картину.
Пейзаж был совершенно ирреальным.
Только чудо могло переместить его в начало третьего тысячелетия.
Откуда-то из глубины веков.
Вне всякого сомнения.
— Сейчас это называют сталинским ампиром. Но наш диктатор намного превзошел русских — такого вы не увидите даже в Москве.
В аэропорту их встретил помощник одного из членов румынского правительства, знакомого, как выяснилось, с лордом Джулианом.
Возможно, он принадлежал к когорте «благодарных» — разных людей, которым в разное время сэр Энтони оказал разные, однако жизненно необходимые услуги. И ничего не попросил взамен, получив тем самым незыблемое право в нужный момент обратиться с просьбой. Впрочем, надо отдать должное его светлости — правом этим он никогда не злоупотреблял, к тому же просьбы, как правило, были не слишком обременительными.