— Не могу назвать себя страстным любителем, однако кое-что в этом деле соображаю. Вы собираетесь организовать рыбалку, милорд?
— Угадали, друг мой. Несколько своеобразную. Ловить будем «противную сторону». На живца. Все знают, что это такое?
— Полагаю, что да.
— Для этого вовсе не нужно быть рыболовом…
— Действительно. Тогда мой план должен быть вам ясен.
— Ты хочешь, чтобы кто-то из нас опасно приблизился ко «второй теме»?
— Верно, Стив. А поскольку книжных червей и борзописцев в нашей компании не наблюдается, приблизиться, очевидно, следует в самом прямом смысле.
— К чему же?
— Ну, это как раз ясно: все к тем же развалинам. Однако позволю напомнить: мы с Костатом только что оттуда. И — ничего. Не клюнуло.
— Значит, вы пробыли там недостаточно долго. Или информация о вашем пребывании не достигла нужных ушей. Словом, я абсолютно уверен: если посидеть там подольше — клюнет. Не может не клюнуть.
— Да, вероятность велика. Что ж, Костас, вы готовы совершить обратный путь?
— Ну почему сразу — Костас? Я вовсе не настаиваю, чтобы это снова были вы с Костасом, Стив.
— Знаешь, Тони, я не очень представляю тебя, равно как и господина аль Камаля, в образе живца.
— Полагаешь, мы струсим?
— Отнюдь, скорее струсит хищник. Слишком крупным покажется ему живец. Не правдоподобно крупным.
— Действительно, милорд. Нам с полковником это будет сподручнее. Но вы, кажется, хотели дождаться возвращения вашей приятельницы?
— Терпеть не могу ожидание.
— Я тоже. Однако не мешало бы все же узнать, где сейчас Полина.
— В отеле, разумеется. Отсыпается после перелета. Где же еще ей теперь быть?
Лорд Джулин, как, впрочем, и всегда, был совершенно уверен в том, что говорил.
Фраза прозвучала веско и основательно.
Никто из присутствующих ни на секунду не усомнился в справедливости сказанного.
И совершенно напрасно.
Прошло совсем немного времени, и двое мужчин, те, что последними прибыли на борт яхты, покинули ее снова.
Путь их лежал строго в обратном направлении.
На северо-запад.
К развалинам Поенарского замка.
Они говорили еще очень долго. Время, отведенное ночи, истекало. Черный сумрак за окном медленно наполнялся густой сочной синью.
Разговор, однако, не был окончен.
И, надо сказать, это был странный, постоянно петляющий разговор.
Однако ж если вдруг оказался бы в то время поблизости внимательный сторонний наблюдатель, он непременно обнаружил бы в этой неровной, петляющей беседе некую закономерность.
О чем бы ни говорили собеседники — а говорили они этой ночью о многом, — через некоторый промежуток времени непременно возвращались все к одной и той же теме.