Потому окружения и плена боялись. Даже умереть в бою на глазах у товарищей было не так страшно. В архивы напишут, домой похоронку пришлют, пенсию какую-никакую за отца-героя семья получать будет.
Я нутром почувствовал, как комбриг, услышав слова старшины, сначала заколебался.
Приказ был — держаться. Пока кольцо не замкнулось намертво, еще есть шанс пробиться, найдя слабое место в немецких порядках. Вот и раздумывал комбриг: что делать? Прорываться к своим? Или, выполняя приказ, оказаться в окружении и, что еще хуже, в плену?
В окружение в первые месяцы войны попадали целые дивизии, корпуса — даже армии. Причем и в окружении они не переставали сопротивляться, стреляли до последнего патрона, оттягивая на себя немецкие силы и этим затрудняя им продвижение к Москве.
Услышав шум и разговор, подошел политрук. Узнав, что, вполне вероятно, мы в окружении, он слегка побледнел и начал суетливо оправлять на себе портупею. А ведь я его в бою не видел. Что, многотиражку выпускал?
— Надо пробиваться к своим, — безапелляционно заявил он.
— У меня приказ — держать оборону здесь, — твердо возразил комбриг.
— Так связи со штабом третий день нет, возможно, ситуация изменилась, а посыльный нас найти не может или убит, — пытался убедить его политрук.
— Может, и так, только я, пока не получил донесений, должен исполнять последний приказ.
Похоже, у них нашла коса на камень.
Я попятился и отошел. Известное дело — паны дерутся, а у холопов чубы трещат. В армии надо помнить, что кривая вокруг начальства короче прямой.
Экипаж уже поджидал меня у танка.
— Ну, какие новости?
— Похоже, парни, мы попали в окружение. Старшину в тылу немецкие танки обстреляли.
Парни помрачнели. Каждый сразу понял, чем это грозит каждому.
— Надо прорываться к своим, — теми же словами, что и политрук, заявил Алексей.
— Тебя не спросили, — оборвал Петр. — Как комбриг решит, так и будет.
Комбриг, судя по злому виду политрука, который быстрым шагом прошел мимо нас, видимо, решил остаться и выполнить приказ до конца.
— Петр, Алексей! Кухни с завтраком, я думаю, не будет, потому — открывайте сухой паек.
— А не влетит? — спросил осторожный Алексей.
Петр сбегал к танку и принес бумажный пакет. Большая банка тушенки, ржаные сухари, пачка горохового концентрата. С горохом решили не возиться: это ж надо костер разводить, варить его — ждать долго. Открыли банку тушенки, с сухарями ее и поели, запив водой. Мне почему-то подумалось, что это — первая и последняя наша еда на сегодняшний день.
— Что-то германцы тихо себя ведут сегодня, — облизывая ложку, сказал Петр.