О Церкви не сказано ни слова. Если читать внимательно, то мы увидим весьма неясную перспективу для развития церковной жизни. Император не только передает своему брату власть, свою собственную, но и пишет о том, что заповедует ему править делами государства в полном и ненарушимом единении с представителями народа в законодательных учреждениях, то есть с Гос. Думой и с Гос. Советом на тех началах, кои будут ими установлены, принеся в том ненарушимую присягу. Значит, Император оставляет возможность этим органам власти, прежде всего Гос. Думе (а именно ее председатель — Михаил Владимирович Родзянко — был одним из тех, кто убеждал Императора отречься для успокоения страны), изменять начала, на которых будет основываться управление Российским государством, те начала, которые будут касаться управления и церковной жизнью. В тех условиях это было очень рискованно, потому что было еще неясно, а сможет ли вообще функционировать Гос. Дума (мы знаем, что она перестанет функционировать уже практически в эти дни), и с кем вместе будет управлять будущий Император Михаил. Но, как бы то ни было, о Церкви не сказано ни слова. Казалось, теперь вопрос о Церкви должен быть решен Великим Князем Михаилом Александровичем.
Другим своим распоряжением Император Николай II назначает нового главу правительства, князя Львова. Его вы двигали представители Гос. Думы как лучшего кандидата. Человек, который по своим убеждениям был «толстовцем–непротивленцем», становится главой российского правительства в тяжелейший момент войны, в момент назревания внутренней смуты, когда любой государственный деятель, безусловно, должен был силой внешней, силой оружия, наводить в стране порядок. Конечно, это был нонсенс. А, кроме того, получалось уже так, что Гос. Дума реально была отстранена от управления страной также. Вместо нее функционировал временный комитет Гос. Думы, который просуществовал реально несколько дней, и он уступил место новому правительству — Временному, которое возглавлял назначенный Императором Николаем II Львов. Во временный комитет входили некоторые депутаты Гос. Думы от различных партий, в основном либеральных, левоцентристских, и даже один, а именно Керенский, представитель фракции трудовиков и партии эсеров, левой партии. Однако, реальную власть в городе прибирал к рукам Совет рабочих и солдатских депутатов, совершенно незаконное учреждение, неизвестно из кого состоявшее, никем не избиравшееся на самом–то деле, которое следовало умонастроению взбунтовавшейся толпы, состоявшей из солдат запасных полков, которые не хотели ехать на фронт, из рабочих, распропагандированных революционерами в свое время. То есть ситуация в городе была напряженной, и Великого Князя Михаила Александровича убеждали в необходимости отречься от престола тоже, или, во всяком случае, не брать власть до определенного момента, когда в стране будет установлен какой–то относительный порядок. Убеждали его в этом все члены Временного правительства, за исключением двух, самых, пожалуй, значительных, самых трезвомыслящих тогда — военного министра А. И. Гучкова и министра иностранных дел П. Н. Милюкова. Они настаивали на том, чтобы Михаил в обязательном порядке взял власть в свои руки и попытался противопоставить власти Совета власть обновленной русской монархии. Но, к сожалению, Великий Князь Михаил Александрович предпочел воздержаться от принятия на себя власти и подписал составленный для него двумя ведущими правоведами конституционно–демократической партии Набоковым и бароном Нольде акт об условиях принятия им верховной власти. Он был подписан 4 марта 1917 года. Это был первый и последний государственный акт, подписанный тем человеком, которому Император передал свою власть. Говорилось ли здесь что–нибудь о Церкви?