— На самом деле я с ним никогда не спала, — вдруг объявила она, выпрямляясь и горделиво откидывая голову назад.
— Что ты сказала?
— Я про Брэда, на самом деле я никогда не спала с ним.
Момент, положим, не самый подходящий, место тем более, но как же хорошо себя чувствуешь, отправляя ложь на покой! Она зарекалась лгать, после того как пострадала в наказание за неправду, сказанную дону Рафаэлю. Но почему же она лгала Луису? Никогда больше с ее губ не слетит слово лжи! С этого момента между ними будет правда и ничего кроме правды.
Увлеченная своей решимостью, она не заметила, что Луис оставил ее признание без ответа. Она бросила на него быстрый взгляд и улыбнулась: у него был вид как у персонажа комиксов, которому выплеснули в лицо содержимое кастрюльки.
— Разве это смешно? — Вот теперь его воистину переполнял гнев. — Зачем ты так грубо меня дразнишь? Неужели тебя радует, когда мне больно?
— Тебе больно оттого, что у меня ничего не было с Брэдом? — спросила она, изображая недоумение.
У Луиса сжались кулаки. Если когда-нибудь он решится изменить своему правилу не бить женщин, так это случится теперь.
— У тебя был до меня мужчина! Иначе ты бы орала тогда… А ты блаженствовала!
— Я орала. Один раз. А потом блаженствовала… Понимаешь, Брэд, по существу бездомный, и вот мы ему все по очереди давали пристанище: Кейт, Луиза, Шарон и я. Но ни одна из нас с ним не спала. Во всяком случае, за себя могу поручиться.
Теперь у него был вид другого персонажа комиксов — пришибленного горячей сковородкой.
— Но вспомни, когда он приходил к тебе за ключами. Он сказал, чтобы ты сообщила, когда соберешься домой — он, мол, согреет тебе постель!
Эмма потянулась к стакану, она не собиралась пить, но тут вдруг почувствовала: придется.
— Ты ведь его видел, Луис, и сам недоумевал по поводу характера Брэда.
— А что ты мне выкрикивала из-за двери? И это в тот день, когда стала моей!
— Я лгунья, Луис. То есть я чаще говорю правду, чем лгу, но вот про Брэда все тебе наврала.
— Эмма! — Он хотел взять ее за руку, но она отдернулась, как от удара током. — Но почему, Эмма? — спросил он с грустью.
— Потому что ты совсем не думаешь о моих чувствах. Сколько я просила тебя: оставь меня одну! Но ты все делал по-своему, довел меня до того, что я ударила по твоей гордости запрещенным приемом. Только после этого ты ушел. Конечно, я сказала ужасную вещь, прости. Однако это сработало.
— Ты тоже прости меня, Эмма. Может быть, если бы ты мне тогда открыла, мы бы с тобой натворили лишнего…
— Вот, наслаждайтесь! — Официант швырнул на стол две тарелки с рыбой и буквально бросил в них пригоршню хлебных ломтей.