— О Господи, как ужасно!
Эмма обняла дородное тело пожилой женщины, прижалась к ее груди. Мария умела и дарить и принимать любовь. Уронив голову на плечо Эммы, она горько разрыдалась.
— Так тяжело уходить от сеньора Луиса! — Она подняла голову и вытерла платком глаза.
— Что он говорит по этому поводу?
— Ах, сеньорита, он очень огорчен! Вида, конечно, не показывает, но уж я-то его знаю. Тяжкий груз упал бы с моих плеч, если бы я увидела вас вместе перед тем, как мне отбыть…
— Мария, пожалуйста, не надо! Ты ведь знаешь, что мы только изображали обрученных ради дона Рафаэля…
— Ах, бедный дон Рафаэль, он вас обожал… Поэтому так был счастлив в свои последние дни…
— Пойду приготовлю кофе.
Она встала и поспешила на кухню. Мария пошла следом.
— Я смотрю, вы все избегаете разговоров о прошлом. Но ведь что случилось, того не изменишь, никого нельзя в этом винить. Разве что самого дона Рафаэля. Такой упрямец был…
— Знаю, но так горестно обо всем этом вспоминать. Давай о другом.
— Хорошо. Но вы понимаете, что никто в этом не виноват?
— Понимаю.
— Я передам сеньору Луису, что вы со мной согласились.
Мария улыбнулась и ушла из кухни. Эмма вздохнула с облегчением.
Она вернулась в гостиную с кофейником и большим блюдом бисквитов. Мария сразу же принялась уплетать угощение. Эмма улыбнулась. Наверно, только у этой дородной женщины аппетит лучше, чем у нее.
— Сеньор Луис хочет устроить на вилле вечеринку. Это будет мое прощание с друзьями.
— Хорошо он придумал, — одобрила Эмма, но между тем насторожилась. У Марии один недостаток: она считает, что солнце всходит и заходит по воле ее господина.
— Ах, сеньорита! Какой это чудесный человек. Если кто-то тронул ему сердце, он этого уже всю жизнь не забудет.
— Гм…
— Вы непременно должны быть на моей вечеринке.
— Нет, Мария, прости. Я не хочу туда… Столько плохих воспоминаний. Давай лучше пойдем с тобой в театр на какую-нибудь хорошую пьесу. И потом, разве мы расстаемся навсегда? Барселона ведь не конец света. Мы обязательно будем видеться.
— А я так надеялась, что вы скрасите мне этот вечер прощания, сеньорита Эмма! — На пышную грудь Марии, обтянутую черной блузкой скатились две крупные слезы.
Эмме было стыдно. Она не знала, почему ее присутствие оказывает столь благое воздействие на Марию, но это воздействие было. Разве не следует ей пересилить себя и приехать на виллу ради доброго друга? Она готова была расплакаться.
— Если я приеду, то пробуду совсем недолго.
Мария, просияв, вытерла слезы, и схватила очередной бисквит.
— Я знала, что вы мне не откажете, моя добрая девочка.