Курт и не подозревал, что настоящие страдания из-за несчастной любви гораздо более нестерпимы, чем то, что он пережил, застав Мелани Смит в постели со своим другом. Тогда ему не давало покоя в основном ущемленное самолюбие, сейчас мучило осознание того, что любимая женщина глубоко несчастна, и ослепляющая боль разлуки…
Нэнси уехала буквально через час после разговора с ним. Он, подавленный и растерянный, все еще бродил у стены, когда она вышла из замка с чемоданом и сумкой на плече и торопливо села в машину, направляющуюся в Глазго. Курт, неподвижно замерев на месте, проводил машину тоскливым взглядом и еще долго стоял так, пытаясь уразуметь, что больше никогда не увидит Нэнси.
В этот день он не обедал и не ужинал. И делами больше не занимался. У него как будто украли желание работать, строить планы на будущее — вообще жить.
Удалившись в один из фургончиков, в которых до сих пор проживали многие из их группы, Курт упал на кровать и пролежал, глядя в потолок, до наступления темноты. Потом поднялся и, чувствуя себя совершенно разбитым и опустошенным, но ничуть не желая спать, отправился бродить вокруг замка. Если бы в один прекрасный момент перед ним возник дух отравленной графини, он даже не посмотрел бы в ее сторону — настолько глубоко был погружен в мрачные раздумья, так сильно опечален поспешным отъездом Нэнси.
Он заснул только под утро, а в семь часов уже был на ногах. Чтобы работы шли своим чередом, реставраторам и подсобным рабочим требовалось дать указания. Заставив себя сосредоточиться на делах, Курт немного отвлекся от удручающих мыслей, но продолжал пребывать в сумрачном расположении духа, тревожа и пугая всех, с кем трудился над возрождением Солуэя.
Предположения Нэнси о существовании «черной комнаты» оказались верными. До девятнадцатого века две каморки с низкими потолками под самой крышей были одним помещением без окон. Доказательства этому нашел дотошный Тони, повторно пересмотрев документы из архива.
Мораг Уиндленд, с которой Курт связался по телефону, как только историк привел ему свои доводы, целых три дня ломала голову над судьбой комнатушек. Потом заявила, что желает оставить их в нынешнем виде. Люди Генри тут же приступили к обследованию и укреплению сооруженной в девятнадцатом веке стены и к обновлению кровли…
Домой Курт собирался хмурым осенним днем. Солуэй смотрелся теперь торжественно и величаво, но его — наверное, впервые за годы работы архитектором — не радовал результат собственного труда. Он мечтал полюбоваться замком вместе с вложившей в него душу любимой женщиной, а без нее чувствовал себя опустошенным и словно бы неполноценным.