— Добрый! Любый татуню! — и Мотренька, перегнувшись в седле, ласково обнимает старого гетмана.
Мазепа сначала как бы отшатывается от девушки, но потом руки его обвиваются вокруг стана хорошенькой спутницы, и он, припав своими сивыми усами к пунцовой щечке, страстно заговорил:
— Серденько мое! Квите мий рожаный! Мотренька моя коханая!
— Ох, тату, яки у вас вусы холодни, — отстраняется девушка.
— Люба моя! Зоренька ясная! Ясочка моя!
— Ох, щекотно, тату… буде вже, буде…
— Мотренько! Рыбко моя! Я не хочу без тебе…
— Буде, тату, буде!.. Ой, вусы!
Девушка не понимала, что с ней делается. Ей казалось, что это холодные усы гетмана щекочут ее пылающие щеки, но отчего же и в сердце как-то щекотно, не то страшно?.. А тато такой добрый — лисичку не убил… Надо татка ласкать, целовать… Да он и хорошенький такой!.. Мороз подрумянил его бледные щеки, сивые усы такие славные, хотя и холодные, — и глаза добрые, и весь он добрый — лисичку простил… Он всегда был добрый — и в монастырь лосощи возил и Мотреньку на колена сажал, про горобчика рассказывал…
Не успел он опомниться, как из ближайшей балки показалась красноверхая шапка массивной Палиихи.
— А он, тату, и пани полковникова, — шепчет девушка, оправляясь на седле.
— А! Черт несе сего Голиафа в юпци! — ворчит Мазепа.
А у Палиихи в тороках уже болтается огромный серый волк.
— Як ваша работа, пане гетьмане? — спрашивает Палииха, грузно опираясь на седло. — Я вже вовка спроманця, мов татарина, у полон взяла.
— Добре, добре, пани… А мы — ничего ще не взяли…
— Мы лисичку впустили, — пояснила Мотренька.
— Так зайчика пиймаете, — улыбнулась Палииха.
Наезжают другие охотники со всех сторон. У кого в тороках заяц болтается, у кого лиса, у кого серая остромордая сайга. Начинается оживленный говор, похвальбы, рассказы о небывалых случаях. А вдали все еще то протрубит рог, то дружно затявкают собаки, то раздастся глухой выстрел…
Около гетмана уже большой кружок не только дворской молодежи, но и знатной войсковой старшины: Филипп Орлик, генеральный писарь, Апостол Данило, миргородский полковник, Павло Полуботок, полковник черниговский, молодой Войнаровский, полковник полтавский Иван Искра и другие.
— А! И у пана писаря лисичка, — обращается пани Палиева к Орлику, серьезное лицо которого и задумчивые серые глаза, казалось, говорили, что он тут не по своей воле, а так — из политики. — Яка добра лисичка…
— А у пани добрый вовк, — лаконически отвечает серьезный Орлик.
— Симилия симилибус, — добродушно замечает Мазепа.
— А панови гетманови василиска не достае, — платит тем же находчивая Палииха.