Это «именно вам» усиливало резкость вопроса.
Не отвечая, Эдуар развернулся и вышел из комнаты, провожаемый проклятиями парикмахера, которого герцогиня тщетно пыталась успокоить. Бодрым шагом Бланвен дошел до очаровательного порта Шуазель, где в золотисто-коричневом оцепенении пританцовывали на воде хрупкие парусники. Эдуар вошел в кафе и заказал себе пива. За соседним столиком мужчина, одетый как марсельский моряк, рассказывал байки случайным слушателям, заглянувшим сюда пропустить по стаканчику. Бланвену подумалось, что все здесь дышало умиротворением, успокаивающим, счастливым умиротворением, какое бывает на некоторых курортах. Дело шло к лету, несмотря на переменчивую погоду. Дожди были недолгими, впрочем, и солнце не очень-то баловало. Тут ощущалась чисто швейцарская неподвижность, спокойная и мягкая, вселявшая уверенность в людей, живущих за пределами Гельвеции.
Опасность, которая поджидала во Франции, не тяготила Эдуара: он не придавал ей почти что никакого значения. Перспектива зажить княжеской жизнью была интересной, но особо не привлекала Бланвена. Он не испытывал ни малейшего желания играть роль князя, ему хотелось стать настоящим князем, поняв смысл своих функций. Как настоящий работяга, он желал выполнить неожиданно свалившуюся на него задачу. Главное — не допускать праздности, Чем грешил его отец. Не поддаваться тепличным условиям жизни в изгнании. В Эдуаре жило смутное чувство долга. Ему надо будет накрепко выучить историю Черногории; а может быть, в нынешние, более либеральные, времена существует возможность монархии в этой стране? Он должен отправиться туда, пока он еще зовется Бланвеном и является обладателем французского паспорта. Узнать общественное мнение, проанализировать политику правительства.
Такое решение привело Эдуара в восторг. Никогда прежде он не испытывал подобного прилива энтузиазма.
Это была скромная книжечка небольшого формата с обложкой цвета папье-маше и матерчатым корешком. В ней не хватало страниц, а оставшиеся были большей частью оторваны и вложены. Под епископским гербом было написано черными буквами: «Для пользования в Гренобльской епархии»; затем чуть ниже, вязью из усиков виноградной лозы, было выведено: «Гренобль, Феликс Дарделе, Печатник — Издатель, 4, Гранд-рю, 4». Книжечка пахла пожелтевшей бумагой, к этому запаху примешивался смутный аромат лилий.
— Волнующе, — вздохнул Эдуар.
Он старался представить себе княгиню Гертруду маленькой девочкой безукоризненного поведения, обучающейся в религиозной школе для царственных отпрысков; как она комментирует церковные песнопения, собранные в этой потрепанной книжечке. Наверное, она была благонравным ребенком, но решительно настроенной достойно встретить все удары, которые ей уготовит судьба.