Мистер Таупман, еще не старый мужчина с невыразительным лицом, похожий в своем старом, поношенном пиджаке на провинциального учителя, говорил тихо, не торопясь, чуть глуховатым голосом:
— Мистер Хейвуд, счастлив снова с вами встретиться...
Посол внимательно посмотрел на Таупмана:
— Вы, конечно, меня не помните? — заметил тот.
— Признаться, нет...
— Я имел счастье учиться у вас в Смедлинманском университете на факультете истории... Давно это, правда, было, лет двадцать назад...
— О, очень рад встретить воспитанника университета, — оживился посол. — Как долетели?
— Отлично... Вы хорошо выглядите, мистер Хейвуд... Я вас сразу узнал... Спасибо...
— Да, простите... Вам письмо...
Он полез в боковой карман, извлек оттуда запечатанный сургучом конверт...
В корректной форме, но весьма категорически послу предлагалось оказывать всяческое содействие мистеру Таупману и его миссии в Москве.
— А я и не знал, что вы работаете в нашем министерстве, — запирая письмо в несгораемый сейф, проговорил посол... — Значит, мы коллеги...
Напоминание об университете, в котором Хейвуд много лет вел курс истории, расположило его к гостю.
— Вероятно, вы устали в дороге, хотите отдохнуть?
Рука посла уже потянулась к кнопке звонка.
— О нет, не нужно... Я отлично выспался в самолете... Если можно, я хотел бы встретиться с Кревкером.
— Ну, это нетрудно... Он, должно быть, здесь... Мы сейчас его пригласим...
— Что вы, мистер Хейвуд... Зачем отнимать у вас драгоценное время.. Возможно, найдется крохотный уголок для беседы, где мы никому не помешали бы.
— Да, конечно, — уже более сухо заметил посол.
Честно говоря, ему показалось обидным, что от него что-то скрывают, хотя до этого он искренне желал остаться в стороне от всей этой странной истории с наследством Полынова. Непонятно, почему министерство затевает это дело, с какой миссией прибыл Таупман? Впрочем, зачем ломать голову? Его просто обошли, ну и отлично... У него достаточно дел и без этого.
Но на сердце старого посла продолжали скрести кошки, когда Таупман и Кревкер уединились в одном из кабинетов обширного здания. Значит там, на родине, высокое начальство ему, Хейвуду, уже не доверяет?.. Ну что же, это расплата за попытку иметь самостоятельное мнение, которое, как ему писали друзья, было расценено в министерстве по-своему...
От всех этих мыслей у Хейвуда разболелась голова, и, не дождавшись окончания переговоров, он отправился к себе, чтобы прилечь.
А в это время в противоположном конце здания, в комнате с пробковым полом и глухими стенами шла беседа двух соотечественников. Таупман, усевшись в старинное кресло, жестом хозяина пригласил Кревкера опуститься напротив. Тот внимательно слушал и бесстрастно отвечал на вопросы. Но когда Таупман поинтересовался дарственными бумагами покойного купца Сердюкова, Кревкер вежливо, но с достоинством произнес: