Трудно рассказать о тех чувствах, которые испытал Полынов. Он был буквально потрясен всем этим. Да, тысячу раз был прав Щербаков, когда уверял еще там, в ущелье, что на большой земле произошли разительные перемены.
Старый Полынов последний раз был в Москве незадолго до начала империалистической войны. Сколько лет прошло с тех пор? Свыше сорока. В памяти Александра Ивановича сохранились узкие, извилистые московские улицы, роскошные купеческие особняки в центре, калеки и нищие на церковных папертях, голодные, оборванные дети на грязных, захламленных, лишенных солнца окраинах.
Теперь он жадно всматривался и не узнавал Москву. И его поразили не столько внешние перемены, не столько прекрасные новые здания и широкие неведомые магистрали, потоки легковых машин, троллейбусов, автобусов, не столько весь необычайно красочный облик столицы, сколько люди, москвичи, жизнерадостные, приветливые, отзывчивые.
Временами ему казалось, что он попал в совершенно другую страну, ничего общего не имевшую с прежней Россией. Александр Иванович многого еще не знал, еще мало успел увидеть, но то, с чем он повседневно встречался, почти начисто перечеркнуло его прежние представления о Родине. С удивлением, например, Полынов узнал, что эпидемии холеры, чумы, оспы, которые когда-то ежегодно уносили миллионы жизней, канули в вечность и что выросло уже поколение врачей, которое знакомо с этими болезнями только по учебникам. Когда-то он с горечью должен был сознавать, что его мечта о человеческом долголетии являлась утопией. Медицина была бескрылой и бессильной в условиях нищеты, голода, антисанитарии, рабского изнурительного труда.
Просматривая свои записи, которые он сделал еще в 1910 году и которые чудом уцелели во время катастрофы в ущелье, Полынов нашел среди них и такие:
В России пятьдесят процентов детей умирало, не достигнув пятилетнего возраста; больше половины взрослых умирало в возрасте до тридцати лет. Средняя продолжительность жизни равнялась тридцати двум годам. Теперь же в Советской России (Полынов еще не привык к слову СССР) она увеличилась больше, чем вдвое. Борьба за человеческое долголетие стало делом общегосударственным.
Все это бесконечно радовало старого врача. Но бывали минуты, когда Александр Иванович, оторвавшись от работы, крепко задумывался. Будучи в ущелье, он мечтал быть полезным людям. Но теперь, возвратившись к ним, Александр Иванович, трезво оценивая свое положение, понимал, как он бесконечно отстал от времени, как малы его познания в медицине, ушедшей далеко вперед.