— Так что же вас беспокоит? — спросил я наконец.
— Лично я ничего особенного не замечаю, — отвечал он с улыбкой, — но некоторые считают, что у меня не все в порядке с глазами.
— А вам как кажется?
— Явных проблем вроде нет; правда, время от времени случаются ошибки…
Тут я ненадолго вышел из кабинета, чтобы поговорить с его женой, а когда вернулся, П. тихо сидел у окна. При этом он не смотрел наружу, а, скорее, внимательно прислушивался.
— Дорожное движение, — заметил он, — уличные шумы, далекие поезда — все это вместе образует своего рода симфонию, не правда ли? Знаете, у Онеггера есть такая вещь — «Pacific 234»?
Милейший человек, подумал я. Какие тут могут быть серьезные нарушения? Не разрешит ли он себя осмотреть?
— Конечно, доктор Сакс.
Я заглушил свою (и, возможно, его) озабоченность успокоительной процедурой неврологического осмотра — мускульная сила, координация движений, рефлексы, тонус… И вот во время проверки рефлексов (слабые отклонения от нормы с левой стороны) случилась первая странность. Я снял ботинок с левой ноги П. и поскреб ему ступню ключом — обычная, хоть с виду и шутливая, проверка рефлекса, — после чего извинился и стал собирать офтальмоскоп, предоставив профессору обуваться самому. К моему удивлению, через минуту он еще не закончил.
— Нужна помощь? — спросил я его.
— В чем? — удивился он. — Кому?
— Вам. Надеть ботинок.
— А–а, — сказал он, —- я и забыл про него. — И себе под нос пробормотал: — Ботинок? Какой ботинок?
Казалось, он был озадачен.
— Ваш ботинок, — повторил я. — Наверно, вам все же стоит его надеть.
П. продолжал смотреть вниз, очень напряженно, но мимо цели. Наконец взгляд его остановился на собственной ноге:
— Вот мой ботинок, да?
Может, я ослышался? Или он недосмотрел?
— Глаза, — объяснил П. и дотронулся до ноги. — Вот мой ботинок?
— Нет, — сказал я, — это не ботинок. Это нога. Ботинок — вот.
— Ага! Я так и думал, что это нога.
Шутник? Безумец? Слепец? Если это была одна из его странных ошибок, то с такими странностями мне встречаться еще не приходилось.
Во избежание дальнейших недоразумений я помог ему обуться. Сам П. казался невозмутимым и безучастным; возможно, все это его даже слегка развлекало.
Я продолжил осмотр. Зрение было в норме: профессору не составляло труда разглядеть булавку на полу (правда, если она оказывалась слева от него, он не всегда ее замечал).
Итак, видел П. нормально, но что именно? Я открыл номер журнала «National Geographic» и попросил его описать несколько фотографий.
Результат оказался очень любопытным. Взгляд профессора скакал по изображению, выхватывая мелкие подробности, отдельные черточки, — точно так же, как при разглядывании моего лица. Его внимание привлекали повышенная яркость, цвет, форма, которые он и комментировал по ходу дела, однако ни разу ему не удалось ухватить всю сцену целиком. Он видел только детали, которые выделялись для него подобно пятнышкам на экране радара. Ни разу не отнесся он к изображению как к целостной картине — ни разу не разглядел его, так сказать,