— Ты погоди! — Он поднял руку, будто шлагбаум. — Я ведь и маму твою знал, Любовь Григорьевну. Они познакомились здесь, на «Лобачевском». И улетели вместе, когда ты… короче, когда Люба забеременела.
Вот это новость! Непонятно только, почему Навальный так мрачен?
— То есть вы хотите сказать, что меня зачали здесь, в Тремезианском поясе?! — заблажил я. — А почему мне родители ничего не рассказывали?!
— Я бы сильно удивился, будь это не так. Не могли они тебе ничего рассказать, Андрей, да и мне не стоит, хотя уже столько лет прошло. Но мне кажется, что знать историю собственного рождения ты должен, и плевать я хотел на подписки…
Все это было настолько интересно, что я вознамерился сесть хоть на пол и слушать, слушать замечательного человека. Но не срослось — на поясе запиликал коммуникатор. Строенный звонок: «ту-тум, ту-тум, ту-тум», а это, товарищи, — экстренный вызов, на который я обязан ответить незамедлительно.
— Простите, Петр Петрович… — Гарнитура активирована и рычащий голос Кейна в наушнике:
— Румянцев! Бегом в ангар, принимай истребитель! Срочно отчаливаем и летим домой!
— Что случилось, Боб?!
— Что случилось?! «Синдикат» атакует форт «Вольный», вот что! Прямо сейчас на пароме приняли сигнал тревоги! Так что давай, жопу в горсть и в ангар! Отбой!
Надо ли говорить, что все лишние мысли из головы выдуло разом? Правильно, не надо.
Я скомканно извинился и на бегу поведал Навальному о наших внезапных бедах, причем рассказ в основном состоял из междометий.
В ангаре академик предложил Кейну переждать, что было весьма разумно, — ведь нет гарантий, что мы не прилетим прямо в объятия Иеремии Блада на развалинах «Вольного». Да и мне совсем не улыбалось в одиночку прикрывать паром после выхода из Х-матрицы.
Боб поблагодарил, но отказался. И я его понимаю. Останься мы, и наши тени краснели бы от стыда, даже после последнего путешествия на флуггере Харона.
Короче говоря, боевая пружина скручивалась не напрасно, хоть и не разговор с Навальным был тому причиной. Через полчаса паром закончил принимать люксоген, мы разогнались и скрылись в безразличной Х-матрице.
Бог мой! Господи Боже мой!
Именно так я приговаривал, когда сажал свой «Хаген» на самую крайнюю замаскированную площадку форта. ВПП изуродована взрывами, надстройка диспетчерской прошита очередями твердотельных пушек, позиции ПКО перепаханы ракетами.
Из скальной стены каньона, покрытой рыжим снегом, торчала кормовая часть флуггера — по характерному андреевскому кресту плоскостей легко узнавался «Черный гром». Еще один «Гром» лежал на взлетке, а рядом техники в скафандрах буксировали «Сокол» с оторванной до половины плоскостью.