Так я нашел Леву. Это Лева стрелял в Мерилин. Но это было потом. Вечером того дня, когда мы с ним встретились в парке, он был еще вполне спокоен. Только все удивлялся: почему все себя ведут «как овцы». Не только прислуживают розовым инопланетным червякам из коробочки (а что делать?), но и разговаривают об этом как о чем-то само собой разумеющемся. Я ему говорю:
– Но люди в общем всегда себя так ведут: делают херню, но принимают как должное. Жгут бензин, дышат выхлопами, выпускают необеспеченные ценные бумаги, душат себя галстуками и сигаретами. Немцы убивают евреев, евреи убивают арабов, арабы убивают заложников, вот и все новости.
Леву это как-то не успокоило, он всерьез взялся мне объяснять:
– Но они это сейчас делают не по своей воле. Варят заживо. Друзей и соседей. И не понимают этого.
– Вообще-то понимают. Меня это и беспокоит.
– Ну да. Им невозможно объяснить, что червяк, сидящий у них на спине, – это не их хозяин.
– По факту, это их хозяин теперь и есть.
– Но какого лешего они себя ведут, будто так и надо! Сказано – и бросились делать. Как божественный приказ.
– Ну да. Были одни отцы небесные, стали другие. У меня другой вопрос: что теперь делать?
Лева закусил нижнюю губу. Он был похож на автостопщика в этих своих до нелепости практичных штанах с тесемочками и огромными карманами, рюкзаком и волосами длины недостаточной для рок-музыканта, но излишней для офисного жителя. Питерская грязь зеленела от останков растворенных зданий. Мы уже знали, как это делается: одних людей тошнит ферментами, других людей варят в этих ферментах. Полученным варевом растворяют высотные здания. Леву это страшно раздражало.
– Нет, почему бы просто не снести? Все не по-людски.
– Тебе бы легче было? Что ты хотел от тех, кем командуют червяки из коробочки?
– Лучше бы прилетели ящеры с щупальцами. И челюстями. Можно с лазерами. Я бы хотел гордо погибнуть от лазера, а не быть размазанным по зданию Лукойла в виде зеленого желе. Я всегда его ненавидел.
– Желе?
– Здание Лукойла.
– Ну, значит, ты самолично его разрушишь.
– Нет, я из принципа буду бороться. Русские не сдаются. У меня две бабушки блокаду пережили. Я знаю, почему ко мне червяк не присосался: у меня гены устойчивы к иноземным захватчикам.
Он покосился на меня.
– А я чего? Я вообще не из Питера. У меня только дед воевал.
Лева нахмурился.
– Но я про него почти ничего не знаю, – добавил я, – у меня родители погибли, когда я маленький был. А дядя вообще мало разговаривал со мной, больше с бутылкой и телевизором. Наверное, они ему интереснее отвечали. Так что про дедушку я знаю только то, что он был шофером где-то на Прибалтийском фронте.