— У меня есть песня, — воскликнула Нидаба, — чтобы отметить новое назначение господина Кутрана!
Возникший тут же привратник провел эламцев на их места. Грохоча доспехами, солдаты неуклюже расселись. Наступила тишина. Слуги пошли по дому, гася лампы и давая тем, кто спрятался в задних комнатах, еще один шанс незаметно скрыться. Фонарь освещал лишь помост посреди двора, отбрасывая лучи на сиденье, обтянутое яркой пурпурной обивкой.
Собравшихся охватило волнение: служанка вынесла лиру. Дождавшись, пока зрители угомонятся, Нидаба села, и ее тонкие пальцы легли на струны. Она взяла пронзительно громкую ноту, и голос ее зазвенел в ночном воздухе — с такой силой и мощью, что Симеркет с трудом мог поверить, что он исходит от человеческого существа.
Я хозяйка святого Ура,
И это мой дом!
Но нет здесь больше пищи,
Нет доброго вина…
Симеркет услышал, как Менеф охнул.
— Да это «Плач»?! Какое безрассудство!..
Симеркет не понял, что имел в виду посол, но по мере того как он слушал, ему становилось ясно, сколь дерзким был выбор исполнительницы, особенно с учетом того, что она бросала свой вызов эламским порядкам прямо в лицо эламским офицерам.
Мой дом,
Где ни присесть, ни лечь,
Мой дом, лишенный жизни…
Голос Нидабы дрожал.
Верните мне родные стены.
Верните мне спокойный сон.
Когда ступлю я на родной порог?…
Симеркет услышал приглушенные рыдания и посмотрел в направлении эламцев: какова их реакция? Они тоже начали морщить лица и вытирать глаза. И вскоре уже вели себя так же, как и все остальные. Воздействие этого исполнения было таково, что даже Симеркет почувствовал, как его глаза наполнились слезами.
После того как Нидаба кончила декламацию, голос ее возвысился еще больше, разрывая ночь грустью:
Увы, мой город! Увы, мой дом!
Горьки причитания Ура.
Город разорен.
Его народ в скитаниях.
Нидаба заглушила струны, и ее голос затих вместе с ними. Она уронила голову, словно у нее больше не было сил поднять ее. Затем встала и удалилась в заднюю комнату.
Несколько мгновений никто не двигался. Слуги снова зажгли лампы и принесли вино. Гости стояли, переглядываясь, во власти охвативших их чувств. Затем постепенно разбились на группы. Он слышал голос Менефа:
— Представьте себе: «Плач»! Выдумаете, они что-нибудь заподозрили?
Симеркет воспользовался возможностью, чтобы ускользнуть со двора и скрыться в садах. До него доносились звуки ночи; стрекотали сверчки, сова кричала на высокой пальме, у его ног спряталась в плюще полевка. Неожиданно до него донесся совершенно другой звук. Дальние ворота открылись, и раздалось тихое журчание женских голосов. Один из них принадлежат Нидабе: после сегодняшнего представления он был в этом уверен.