Лысенко от показанного директором пришел в показную ярость (его артистические наклонности отмечали многие из тех, кто встречал его в жизни) и набросился на Долгушина и других своих сотрудников.
А вскоре Сапегина арестовали как вредителя. Согласно рассказу И.Е.Глущенко (32) на актив сельскохозяйственных работников Украины в столичный город Харьков приехал союзный нарком Яковлев. В ходе актива он услышал от кого-то, что один из выведенных Сапегиным сортов оказался плохим. Не проверяя правильности сказанного, нарком обрушился с обвинениями на директора Одесского института. Под утро последний оказался в тюрьме. Оставшиеся в живых лысенковские приближенные в семидесятые и восьмидесятые годы при одном только упоминании имени Сапегина складно твердили одно и то же: это Яковлев виноват, это он грубо и несправедливо напал на Сапегина за якобы низкую урожайность одного из его сортов и обвинил его чуть ли не во вредительстве, а местные власти переусердствовали, слишком буквально поняли гнев наркома (формальным основанием для ареста огэпэушники выставили обвинение во вредительстве и в соучастии в Трудовой Крестьянской Партии, организации, выдуманной самими чекистами). Однако слова, как известно, -- лишь слова. С чьей подачи Яковлев набросился на Сапегина, остается загадкой. Отсидев положенный срок в тюрьме, он так и не смог вернуться на директорское место в Одессу, и Вавилов пристроил его в своем институте генетики в Москве.
У нас нет документальных доказательств, что именно Лысенко постарался убрать с дороги надоевшего директора. Но о том, что он его не любил и что неприязнь с годами не остыла, говорить можно. Сохранилось свидетельство этой неприязни, оставленное самим Лысенко. Я еще буду несколько раз цитировать отрывки из статьи "Мой путь в науку", опубликованной 1 октября 1937 года в "Правде" (33), ибо каждая фраза в ней написана ярко, выпукло, это был настоящий крик сердца человека, тонко чувствующего важность момента, отдающего отчет в том, что и какими словами следует сказать, чтобы максимально потрафить высшему руководству. Близилась развязка борьбы за кресло Президента ВАСХНИЛ. Надо было спешить. В статье среди самовосхвалений и фраз с восхвалением системы, породившей его, автор откровенно сказал о своем отношении к порядкам в одесском институте, установленным первым директором. Всего два предложения заключали зловещий по тем временам смысл:
"А институт, куда я перешел в 1930 году, работал по-старинке, келейно, вдали от широких масс. Более того, связь с людьми практики считали здесь зазорной для научного работника" (34).