Введением в название института девиза о новых культурах Вавилов привлек к себе внимание властителей, и несомненно слава крупного ученого помогла ему завоевывать доверие верхов, а умело разрекламированные обещания практической полезности его науки обеспечили такую финансовую подпитку его детища, какой не имело ни одно другое научное учреждение страны в те годы. Достаточно сказать, что в его институте уже в начале 30-х годов работала почти тысяча научных сотрудников, а через пять лет она возросла до тысячи семисот сотрудников! Эта цифра была по тем временам невообразимо большой. Для сравнения -- в ведущем в стране биологическом научном учреждении -- Институте экспериментальной биологии Кольцова штатных сотрудников было около десяти, в главном физическом институте страны -- Физико-техническом в Ленинграде, руководимом академиком А.Ф.Иоффе, -- институте, где работали будущие Нобелевские лауреаты Л.Д.Ландау, П.Л.Капица, Н.Н.Семенов и И.Е.Тамм (был в институте в 1942-1946 годах), было сто штатных научных сотрудников. Но как много из этой сотни оказалось по-настояшему великих физиков!11.
В соответствии с заказом властей, Вавилов с первых дней создания института, помимо серьезной научной задачи, связанной с изучением эволюции культурных растений, стал требовать, чтобы сотрудники были максимально настроены на практические задачи. Отнюдь не чистая наука должна была превалировать в деятельности сотрудников. Этим обстановка в новом институте коренным образом отличалась от той, что была заведена годами в Бюро по прикладной ботанике. От отделов физиологии, генетики, цитологии (первоначально входившей в лабораторию генетики, руководимую Карпеченко), биохимии требовалось теперь львиную долю времени отдавать практическим работам. Таланов, Писарев, Говоров, Максимов без возражений и внутреннего протеста подчинились этому требованию. Несколько труднее складывалось взаимопонимание между Вавиловым и талантливейшим генетиком Карпеченко. Отголоски такого отношения можно легко увидеть в письмах Вавилова Карпеченко, особенно в годы, когда Карпеченко работал за границей (те же разногласия проявились и в 1938-1939 годах). Хотя у Вавилова в целом были прекрасные отношения с Георгием Дмитриевичем, однако, просматривая письма той поры, можно найти немало сердитых строк как раз по поводу излишней, по мнению Вавилова, увлеченности Карпеченко теоретическими, а не узкоприкладными вопросами (приводимые ниже отрывки взяты из писем, которые Вавилов направлял в Англию, куда Георгий Дмитриевич был командирован в 1926 году):