- Нет, как хотите, господа, но это уму непостижимо!.. И ко всему, она же еще и доктор философии.
Он остановился и оглядел всех. Недоверие молчания польстило ему и подзадорило:
- Да, да! Можете не сомневаться: я специально занимался этим вопросом.
Отозвался Никита:
- Что ж, возможно: она же и английская и немецкая принцесса. Там это принято: почетный докторский диплом - "гонорис кауза".
Кошанскому это замечание его было неприятно. Он с выражением высокомерной обиды взметнул бровью, слегка подергал свой вислый панский ус.
Однако ответ его Никите был прост и сдержан:
- Не знаю. Об этом судить не могу. Гонорис кауза, или иначе как... Я, в данном случае, может быть, по своей привычке юриста, оставляю за собой право посчитаться с документом... Однако это всё - частности. Всё в целом, всё в целом, говорю я, это нечто чудовищное, уму непостижимое!..
И впрямь чудовищное!
Вот "Грегорий" бахвалится: "Царь меня считает Христом. Царь, царица мне в ноги кланяются, на колени передо мной становятся, руки целуют. Я царицу на руках ношу. Давлю. Прижимаю. Целую..."
Хвалился и большим!
В глаза он их называет: папа и мама. А за глаза именует царя и еще проще: папашка.
Уже во всем народе, чуть ли не на площадях, говорят, что Гришка "лампадник царский", возжигает якобы лампады на женской половине дворца. От старейшей фрейлины Двора - Тютчевой, еще времен Николая I, женщины безукоризненной чести и воспитания, дочери поэта, исходят слухи, будто Распутин... купает царевен! И что же царь-отец? Покарал Тютчеву? Велел "урезать ей язык", как поступали в таких случаях его давние предки - и Михаил, к даже "Тишайший" Алексей? Нет и нет: а спокойненько вызвал и пожурил, сказал, чтобы больше таких слухов не было.
А слухи все росли и росли!
Вопила в гневе и отчаянии и сотрясала трибуну, однако все еще покорствуя, Государственная дума. Но выпуски с речами депутатов выходили в свет с белыми пробелами-изъятиями.
Бдит цензура! И самое имя - Распутин - в газетах запрещается упоминать.
Казалось, чем больше старец гадит в корону государей российских, тем дороже и милее им становится!
Верховный главнокомандующий - великий князь Николай Николаевич на телеграмму Распутина, что он, дескать, хочет приехать на фронт "благословить армию", - осмелился ему ответить телеграммой же: "Приезжай - велю повесить". С пеной бешенства на губах бегал по своему кабинету Распутин, останавливался, выпивал залпом стакан излюбленной своей мадеры и рычал своему секретарю Симановичу: "Ну, попляшет он у меня, каланча стоеросовая!" (великий князь был огромного роста). И что же? Вскоре Николай Николаевич грубо смещается с поста верховного, и его, как заурядного генерала, перебрасывают на Кавказ. Так велела государю царица. А ей - Распутин. Он злорадствовал, глумился вслед Николаю Николаевичу: "Поехал о Кавказские горы пятки чесать!.."