Бетти считала его добрым от природы человеком, обладавшим внутренней силой, и вспоминала, как он объяснял студентам, что боль является самым главным уравнителем, и что с пациентами необходимо обращаться с одинаковой заботой и состраданием, вне зависимости, находятся ли они в благотворительной палате, или в частной комнате.
С особенным трепетом Бетти вспоминает, как она ассистировала доктору Бобу при пункции поясницы, и затем уронила взятую пробу. Вместо того, чтобы доложить о ней, он только сказал: «Что же, нам теперь придется взять еще раз». И когда ее руководительница потребовала объяснить, почему им необходимо было повторить всю сложную и трудоемкую процедуру заново, доктор Боб ответил, что «он уронил эту чертову пробу» до того, как Бетти успела признаться, и спас ее от сурового выговора.
«Я не знаю, поверила ли руководительница этому, но она ведь не могла сказать ему, что он лжет, — рассказывает Бетти. — Я просто… в общем, я готова была целовать землю, по которой ходил этот человек».
Бетти также вспоминает, что доктор Боб мог быть резким. «Однажды, в воскресенье, во второй половине дня меня вызвали на операцию. Там были только доктор Боб, интерн, пациент под анестезией и я. Доктор Боб был неразговорчив, и мы тоже молчали.
Пациент лежал на животе. Доктор Боб, который был ректальным хирургом, считал, что им в данном случае не было необходимости что‑то особенно подготавливать.
Интерн, а он был довольно застенчивым молодым человеком, бóльшую часть времени витавшим в облаках, как бы облокотившись на пациента, удалял волосы с ректальной области с помощью гемостата. Это выглядело, словно он ощипывал лепестки у ромашки — “любит, не любит”.
Я никогда не забуду, как доктор Боб сказал: “Э–э, доктор?” — И практикант спросил: “Что, доктор Р. Х.?” Тогда доктор Боб сказал: “Как бы тебе понравилось, черт возьми, если бы кто‑нибудь так выдирал волосы из твоей задницы?”
Да, он бывал резким. Но в этом человеке не было ничего подлого или фальшивого. Я знала это задолго до близкого знакомства с ним. Он был просто хорошим человеком».
Лили, регистрационная медсестра доктора Боба, была в той же мере ему предана. Об этом говорит Сью и вспоминает комментарий своей матери, что Лили «его высоко ценила, но жаловалась, что ей было очень трудно выпытать у него, кто из пациентов ему не заплатил. Он не любил посылать счета, и было много людей, с которых он вообще не брал денег».
«Это правда, — соглашается Смитти. — Он делал больше благотворительной работы, чем работы для своих обычных пациентов. Я помню, как он говорил: “Что ж, у меня было три операции сегодня утром — две для Всевышнего, а одна для Роберта Холбрука”. И не только это. Люди приходили к нему в офис в отчаянной нужде, и он буквально отдавал им последние гроши. У него могло быть всего 50 центов, но он их отдавал».