- Подумаем.
Весь вид у него был какой-то - не поймешь, что хотел сказать этим своим вызовом. Позже Константин Иванович понял: уже тогда Колька Селезнев знал об убийстве. Знал и ничего не сказал. Обидно!
Константин Иванович, думая о встрече с сыном (ну пусть отчим, однако с трех лет воспитывал!), ловко перепрыгивал ступеньки. Почему-то вспомнил день рождения внучки. Он тогда прибежал к свату, выпили, обнимались, радовались. Наивно, однако, полагал, что ребенок объединит две семьи. Сват сказал Константину Ивановичу за столом: у жены твоей под рукой какие-то факты, будто Ириша чужого вам подсунет. Откуда она взяла все это?
Константин Иванович спрашивал ее потом, действительно, откуда такие сведения? Только головой качала.
- Тебе расскажи, так ты - как зверь! Накинешься... на нее!
Нет, он не зверь. Но состояние было отвратительное. Так и казалось: все смотрят и думают о нем и служившем теперь сыне с издевкой - не их ребенок! Ведь чужая внучка.
"Теперь, думалось, не моя забота. Он взрослый. Будут жить - ладно. Не будут - тоже их дело. Я вмешиваться не стану".
Если бы Ледик и сказал при встрече у нарядной: с ним только что разговаривал следователь, Константин Иванович все равно не смог бы представить, о ком говорит сын. Он был неузнаваем, этот сынок, которого отец не видел три года. Руку жал крепко, что-то бормотал, а вот дать обнять себя не позволил или не захотел. Это Константин Иванович хорошо потом проанализировал. Следователю же Константин Иванович наедине заявил:
- Бросьте ему шить дело! Я не верю, слышите! Не верю. Тут - совсем, наверное, другое.
"Что другое?" - "Этого сразу не понять"... - "Расскажите, подполковник был терпелив, - прикинем, подумаем"...
- Это вот так, сразу?
- Дело не терпит, если о чем-то догадываетесь.
- Только не Леня. Только не он.
Константин Иванович стоял на своем и когда вызвали к Сухонину, и когда пригласили в отдел горкома.
- Вы - коммунист, - сказали ему, - сопли не распускайте. Ваш пасынок это проделал. Познакомьтесь, как член партии, что прислали из части вашего пасынка, тогда не будете защищать!
Он читал все, что в бумагах написано. И сонно, - вызвали после смены, "покою и ночью не дают", - ни с чем не соглашался.
Ледик тогда отстранил его от двери и глухо произнес: "Это за мной".
Ну и что? Что это значит? Он?! Почему?! Если его уже предупредили была же первая встреча со Струевым - он так и сказал: "Это за мной".
- Что верно, то верно, - сказал ему подполковник, когда из горкома партии Константина Ивановича подвезли к нему. - Вы вправе так сказать... Пожалуйста, посидите, я освобожусь скоро...