- Я лучше их. Они же худые.
- Ты тогда сказала на Ленку: она же худая, как из Освенцима.
- Ты ведь тоже с ней крутил. Так я тебе истерики не закатываю.
- Это все другой вопрос. Мы были одногодки. А ты и он...
- Ты всю жизнь будешь об этом долдонить?
- Ладно, у них же никогда такой женщины не было и не будет! засмеялся он.
...Он думал, отдыхая в чистой постели: у них будет хорошая библиотека, они станут по вечерам много читать. Самодеятельность? Дудки. Он не пойдет больше танцевать. Это на флоте. Чтобы увильнуть от службы. А тут дураков нет. А если приедет эта контр-адмиральша - она грозилась проездом на курорт заехать - ну что же, у Ирины - этот... Он раздельно, по слогам сказал:
- Е-го на-до у-б-бить!
- Итак, она заплакала, когда вы ее ударили?
- Да, она заплакала.
- Вы почувствовали, что обидели ее?
- Нет, я почувствовал, что это ее оружие. Она вычитала где-то из книг об этом. И она сказала... Она блондинка. А плач украшает блондинок.
- А контр-адмиральша была блондинка? Или брюнетка? - Струев поднимает тяжелую голову медленно.
Вся ненависть к нему, мужчине, ударившего женщину, обрушилась на Ледика.
- Смирно! - заорал. - Ни равнения направо, ни равнения налево!.. Чего же ты, жлобина, за горло ее, Ирину, хватал, когда пришел тесть и поперек шерсти тебя погладил?
Ледик тихо, после долгого молчания, спросил:
- Зачем вы о той женщине? Ну, контр-адмиральше... Какое она имеет значение в этом деле?
Ледик насупился, лоб его стал кретинообразный - какой-то узкий, потому что глаза осатанели. Зеленые, как у кошки. Мигают быстро.
- Мне не ясно... Какая причина была... когда покойная упрекнула вас за нее... Бросаться в драку? Значит, она вам тоже не безразлична?
- Что, ваши подследственные никогда не кидались на женщину без причины? Только потому, что она живет, существует? Как это называется? Мизогинист. Презираю, ненавижу, осуждаю, отрицаю! Мизогинист - мой отец.
- Ваш неродной отец?
- Мой отец.
- И что, выходит, ваш отец - мизогинист?
- Да. Маму он всегда и во всем поучал, хотя страшно отставал от нее. Я удивлялся: у кого это я кое-чему научился? Если уж говорить, то и Вера, раз вы знаете об этом, и контр-адмиральша не были со мной счастливы. И Ирина не была бы счастлива. Она бы страдала от бесконечных упреков, как страдала моя мать. Мать всегда хотела идти выше... Нет, она не грудью открывала кабинеты. Она умна, но пила ежедневно яд. Она боялась во второй раз разойтись... Я научился кричать. И я - нет - не ударил. Я только взял покойную за воротник кофточки, мы стояли у двери, провожали тестя. У меня был повод, поверьте.