— Что тут у вас? — В голосе Леона беспокойство.
Молчу. Генч тоже молчит, все написано у него на лице.
— У вас такие рожи, как будто кого-то хороните, — продолжает Леон уже с раздражением.
— Хороним, — роняет Генч и показывает руку. — Меня.
Никогда не видела, как Леон теряет самообладание. Уверенность и гонор вмиг облетают с него, и теперь передо мной усталый, напуганный человек.
— Дайте мне пистолет, — лепечет Генч дрожащим голосом.
— Парень, только не паникуй, — говорит Леон, меряя шагами поляну. — Что-нибудь придумаем.
— Руку ампутировать надо, — поднимаюсь и отхожу подальше от розовых тварей.
Сознание из последних сил отгораживается от очевидного, из-за чего я чувствую себя пустой куклой. Понимание бьется где-то далеко, на периферии.
— В аптечке Синтезатора должно быть обезболивающее, — подает голос Вадим.
Как и я, он в ступоре. Леон копается в рюкзаке, достает черный чемоданчик и тупит над замком. Вадим старается помочь, в итоге они только мешают друг другу, возятся, пихаются… Щелк!
— Почти ничем не отличается от наших, — говорит Вадим, протягивает Генчу тонкий шприц. — Не знаю, поможет ли… при таком деле.
— Куда колоть? — спрашивает Генч одними губами и вдруг бледнеет, закатывает глаза, падает.
Шприц валяется на мху. Белый. Чужой. Бесполезный.
— Жже-е-ет! — хрипит Генч, загребая пальцами землю.
Отступаю. Отползаю. Что это с ним? Тело выгибается дугой, голова мотается из стороны в сторону, на губах пузырится кровавая пена. Никто не решается ему помочь. Кричу взахлеб:
— Ну сделайте хоть что-нибудь!
Мужчины безмолвствуют. Генч в исступлении рвет на себе одежду, катается. Задирается рубаха, обнажая бледный торс: из трещины на его животе, сочащейся кровью, выбухают внутренности… Нет, не внутренности: розовато-бурое чужеродное тело.
Я — камень. Мне нет до этого дела.
— Больно… — хрипит Генч, пришептывает, срывается на вопль. — Добейте… Добейте-е-а-а!
Леон выхватывает пистолет, целится. Я — камень, мне не нужно отворачиваться. Передо мной — превратившийся в меч милосердия Леон… Передо мной перекошенное лицо, выпученные глаза… Пустота. Гулкая. Выстрел — Генка падает, взгляд его стекленеет, рот закрывается, руки и ноги мелко дрожат. Затихают.
Мы молчим. Мы — камни, не только я.
Тело некоторое время лежит неподвижно и вдруг начинает шевелиться. Закусываю губу, подавляя крик: твари прорастают отовсюду. Пара минут — и вот это уже не труп, а фарш, выпустивший десятки щупалец. Словно его разобрали на молекулы и построили другое существо.
Щупальца шарят по земле, дотягиваются до травы, она мгновенно обращается розовым комком.