– Потому, что так захотели Радетели. Захотели и сделали. А как, не наше это дело. На то они и Радетели, чтоб у них голова болела.
А Тим немного подумал и спросил:
– Разве у Радетелей может болеть голова?
Отец тогда очень рассердился, даже отвесил Тиму легкий подзатыльник, но после все‑таки снизошел до объяснения:
– Конечно, не может! Разве может болеть что‑то у солнца или у земли?
– Значит, Радетели, они как солнце или земля? – не унимался все равно Тим.
И тогда отец произнес очень медленно, с чувством собственного превосходства старшего над младшим:
– Что ты, малыш. Они гораздо главнее. И сильнее. Они самые важные боги и потому могут делать что хотят. А солнце и земля не могут. Солнце – оно разве ходит по небу, от одной воды до другой. И земля может всего‑навсего лежать, чтобы мы жили на ней. Вот Радетель, тот да! Ежели пожелает, возьмет и перевернет ее вверх тормашками.
– Как масленичный блин в тарелке? – засмеялся маленький Тим.
– Вроде того. Только ни один Радетель такого не сделает, пока мы будем хорошо себя вести. Соблюдать Единый Закон и уважать друг друга, – наставительно произнес отец.
На том давний тот разговор меж ними и кончился. И надо сказать, что Тима он вполне удовлетворил. Тогда. Не теперь. Он плыл и думал: «А в самом деле, как устроены мои штанишки? И почему никто в поселке не может самостоятельно сшить такие же?» Тим в последнее время вообще много думал. Особенно после того, как нашел ту старую, запыленную книжку. Впрочем, понятие «ту» предполагало, что кто‑то находил еще и «эту». Вообще‑то книжка была лишь одна, и даже простой факт, что это именно книжка, Тим установил много времени спустя, когда уже разобрал ее до середины. Отец, он вообще считал, будто Тим отыскал новую игрушку на чердаке Зала Картин, его самого она не заинтересовала. Охота Тиму возиться со всяким дремучим старьем – его право.
Тим действительно нашел книжку на чердаке, и действительно над Залом Картин. Но только игрушкой она не была. Он очень скоро это понял и очень скоро полюбил свою находку превыше всего на свете. Может, превыше, чем Анику. Нет, это он хватил через край. Пожалуй, столько же, сколько и Анику, если любовь вообще можно мерить, в чем Тим сомневался.
– Погоди, ой, погоди же! – кричала ему вслед Аника, она прыгнула в воду гораздо позже, потому что ей прежде надо было снять платье и завязать в узел непокорные волосы. Теперь Аника догоняла его и никак не могла догнать.
Тим плавал куда быстрее.
Они стали плескаться и расшумелись. Пока один из плавающих в воздухе фонарей не завис над ними, предупредительно мигая ослепляющим красным светом. Значит, они нарушили общественную тишину, значит, надо немедленно замолчать и угомониться. Нехорошо это – доставлять беспокойство другим людям. Это было еще не наказуемо, но обитатели поселка могли плохо подумать о тебе, а если о тебе думали плохо слишком многие, то исход заранее известен. В один страшный день они не захотят жить с тобой вместе, и тогда тебя отправят в другое селение, и там тоже будут заранее знать, что ты за человек. И долго придется доказывать всем, что на самом деле ты хороший. Пока они не поверят, что ты исправился. Вот как Фавн, например. Он вовсе не родился в поселке «Яблочный чиж», он даже не помнил, откуда он и где жил прежде. И вообще в его седой голове было столько странного и чудного, что многие его сторонились. Хотя сам Фавн, скорее всего, плевать на это хотел. Он не нарушал правил – его не трогали. А уж чем он там занят у себя на веранде, его, Фавна, личное дело. Обычно Фавн вырезал из дерева неуклюжие фигурки, которые пытался затем дарить кому ни попадя. Но никто у него ничего не брал. Фигурки были некрасивые. Даже маленькие дети не хотели ими играть, у них полно настоящих игрушек, куда более интересных.