Грейсон с умилением смотрел, как девочка ворочается во сне и чуть-чуть подергивает крошечными кулачками.
Невидимка поднялся, собираясь уйти.
— А у нее есть имя? — спросил агент, не отрывая от ребенка взгляда.
— У отца есть право самому выбрать имя своей дочери, — ответил босс, закрывая за собой дверь.
Как и всегда, на этом моменте Грейсон проснулся. Грохот захлопнувшейся двери все еще эхом раздавался в его ушах.
— Мягкий свет, — приказал он, и приглушенное мерцание прикроватной лампы разогнало тени.
Прошел всего один час; до прилета в Академию оставалось еще семь.
Выбравшись из-под одеяла, он снова накинул халат и подошел к чемоданчику. Подняв его, Грейсон уложил свой багаж на стол в углу каюты, затем опустился на стул и набрал код на замке. Через секунду чемоданчик с тихим шипением открылся.
Внутри лежало несколько папок с документами, дополнительно подкреплявшими легенду представителя «Корд-Хислоп», — в основном контракты и договоры о купле-продаже. Агент вытащил их и бросил на пол, а потом поднял потайное дно. Не обращая внимания на флакон, полученный от Пэла, — он был бесполезен до встречи с Джиллиан, — Грейсон протянул руку к крошечному целлофановому пакетику с красным песком.
Агент давно гадал, как много было на самом деле известно Невидимке о девочке на тот момент, когда он отдавал ее. Знал ли босс о психическом состоянии Джиллиан? Знал ли, что однажды Альянс запустит проект «Восхождение»? Знал ли, что отдает ее только затем, чтобы однажды отнять снова?
Осторожно открыв пакетик, Грейсон отсыпал на столик небольшую кучку отличнейшей «пыли». Ровно столько, чтобы снять напряжение, не больше. Кроме того, до подлета к Академии было еще полно времени.
Поначалу все было просто. Джиллиан ничем не отличалась от любой малышки. Раз в пару месяцев ее обследовали эксперты «Цербера»; они брали образцы крови, считывали альфа-ритмы, проверяли состояние ее здоровья, делали проверки на скорость реакции и уровень развития. Даже врачи находили девочку вполне счастливым, здоровым ребенком.
Первые симптомы стали проявляться примерно между тремя и четырьмя годами. Какой-то безымянный синдром нарушения развития, сказали эксперты. Легко диагностировать — трудно вылечить. И не то чтобы они не пытались, — напротив, медики подвергли малышку всевозможным лекарственным и психологическим терапиям. Но все их старания пропали втуне. С каждым годом Джиллиан становилась все более рассеянной и замкнутой. Она заперлась в темнице собственного сознания.
Казалось бы, все увеличивавшаяся эмоциональная пропасть, разделявшая их, должна была сделать расставание с девочкой более легким, когда «Цербер» приказал отдать ее в проект «Восхождение». Должна была… но не сделала.