Огрызок, плохо разбираясь в сказанном, толкнул в бок Чубчика, указывая на
машину, показавшуюся вдали.
Старая полуторка остановилась послушно.
— Полезайте в кабину! — предложил Тихомиров Александру и Кузьме. Но Чубчик отказался. Указав на брезент, валявшийся в кузове большой кучей, ответил, что не замерзнут они с Кузьмой. И, перескочив через борт машины, втянул Огрызка в кузов, крикнул:
— Давай! Отваливай, кореш!
Машина, прохрипев что-то в ответ, взяла с места рысью. Кузьма, устроившись рядом с Чубчиком в кузове, молчал блаженно.
— Валюха нас ждет. Она говорила мне о вашем разговоре в больнице. Ты прости бабу. Они слабее нас. Терять боятся. И слабостью своей, того не понимая, очень дороги нам. Когда я вижу, как переживает за меня, боится, начинаю понимать, что нужен ей. Тебе чудно? Но погоди, кент, к тебе, может, тоже тепло придет.
— Кому я нужен, — отмахнулся Кузьма.
— То не тебе судить. Фортуна тоже баба. Не все злится. Случается и ей радовать. Авось и тебе подкинет бабу! Их на прииске полно стало. Даже одиночки имеются! Я в сваты пойду! — хохотал Чубчик, слегка хлопнув Кузьму по плечу, спросил: — Доверишь? Возьмешь в сваты? Потом кумом буду! И вдруг заметил, как исказилось лицо Огрызка. Глаза уставились на зашевелившийся брезент.
Чубчик вмиг сорвал брезент, отбросил его в сторону. И перед ним, осклабясь гнилозубо, сидел, съежившись, костистый желтолицый зэк. Он оглядел неожиданных попутчиков.
— Зоська? — узнал мужика Чубчик: — Слинял с зоны? Один?
— Да, — неуверенно ответил беглец.
— Куда отваливаешь?
— На материк хиляю.
— К кому?
— Без хазы. Сам. Кенты отказались в «малину» сунуть.
— За что?
— Долю в общак не давал.
— Трандишь, паскуда! От кого накол имеешь? Трехай! Ко мне хилял, гад?
— Зачем ты мне усрался? Пусть мудаки рискуют кителем, у меня он один! И не докапывайся! Не одному тебе дышать охота! — ответил зэк занозисто.
— Дышать? Это тебе дышать надо? Скольких из-за тебя «малины» не дождались? Сколько кентов в рамсу продул, паскуда? Много за их души огреб? Хватит на поминки?
— То было. Завязал! Дышал без жмуров. Клянусь!
— Ты мне не заливай, задрыга! Кого послали ожмурить?
— Чубчик, кент, век свободы не видать, от всех сквозняк дал! — божился Зоська.
Не лепи темнуху, зараза! Троих я накрыл! У себя! Вякнули: мол, четвертый будет. Так это — ты! — прихватил за шею, сдавил так, что зэк взвизгнул:
— Не мори. Чубчик!
— Колись, падла! Кто послал? — не отпускал Зоську.
— Чтоб мне сдохнуть, никто! — шипел, извиваясь, мужик.
— Выброшу гада на ходу! Зверюгам на ужин. И костей никто не соберет, — пригрозил Сашка.