По воскресеньям все ходят в церковь, демонстрируя общественный дух, господствующий в их общине. Затем они прикладываются к сосудам, расставленным на полках, где весело и свободно хранятся книги и памятки об их рабстве. Даже врач и аптекарь не уклоняются от визитов к папе Римскому и к Матери Божьей. Они не завидуют ничьей работе. Они, эти холеные стражи здоровья, прекрасные плоды университетского образования, отправляются в трактир. Там они проводят некоторое время и веселят друг друга. Врач завидует аптекарю из-за аптеки, которой он сам владел бы с большим доходом. Аптекарь смотрит на людей, взвешенных врачом на весах здоровья и найденных слишком тяжелыми из-за повышенного давления. Аптекарь обильно распространяет свои препараты среди безработных в этой местности, чтобы они снова повеселели и с удовольствием переминались с ноги на ногу от безделья перед своими жилищами. Их жены позаботились о еде, самих себя они тоже подают мужьям в изобилии. Они всегда есть в меню, чтобы у мужчин не было нехватки ни в чем и чтобы Прораб вечной жизни не взял их в оборот. Кое-кто из них уезжает отсюда, а ведь мы к ним так привыкли.
Жена директора, и в этом ее ситуация похожа на положение служащей банка (та каждый день обязана надевать другое платье), несколько раз в день натягивает свежевыстиранную гардину, отделяя себя от жадных взглядов деревенских женщин. В их глазах она чувствует себя более уверенно, чем в собственной комнате. Директор разговаривает с ребенком, который от неудовольствия высоко подпрыгивает на месте, чтобы ему потом разрешили сходить к приятелю. Ребенку не позволено выбирать себе друзей для насыщения аппетита, ведь отцы его друзей едят ЕГО хлеб! Дитя шествует по земле и управляет другими детьми, как своими игрушечными автомобилями. Мать сопровождает игрой на фортепиано все, что она только обнаружит, а там, снаружи, головы безвольно никнут на грудь. Они купили то, что увидели их собственные глаза, более ненасытные, чем их аппетит, и теперь деревенский люд по полной программе получает удовольствие от принудительной продажи их домов, слишком дерзко воздвигнутых на голой земле. Укутавшись в нежные помыслы, чистые, как мытая шерсть, они стоят перед банковскими окошечками, за которыми счастливые детки в белых блузках играют чужими деньгами. Они вытряхивают из конвертов с жалованьем свою судьбу и судьбу своих жилищ в широко разлившийся поток банковских процентов. Управляющий банка смотрит вниз, и у него кружится голова от того, какие головокружительные истории плетут люди о своих доходах, чтобы из-за неуплаты процентов не лишиться своих домишек, выстроенных собственными усилиями. Он вынужден отнять у них то, что они так любили, отнять прямо на пороге желанной цели. Вовсе не лишенный сочувствия, он заглядывает в их окна,