Но кто же не чувствует боль как страсть? В стучащих крышками кастрюлях, откуда вырывается пар, готовим мы свое чувство. Ну а те, кого хлещет наотмашь угроза увольнения? Они бьются лбом о ворота бумажной фабрики, которую концерн собирается закрыть, потому что она стала недостаточно рентабельной. Кроме того, она загрязняет ручей, и уже подрастают многие, кто, неумело точа тупые когти, прислушивается к голосу природы, научившейся, в конце концов, говорить на языке своих детей. Эти отпрыски университетов понимают, о чем говорит природа и что творится в ее воздушных и водных пространствах. И лица спорящих растягиваются в улыбке, ведь правда на их стороне. Природа разделяет с ними их мнение, равно как и их чувства. Тщательно отбираются пробы из буйной, непослушно бурлящей речушки, однако где-нибудь в другом месте снова открывается новая рана природы, и все со всех ног устремляются туда. Через некоторое время в нее с обоих концов выбрасывают человеческие отходы. Внутрь они попали уже в виде навоза. Да, с помощью своих жителей и движителей фабрика производила бумагу, наше собственное удобрение, на котором мы, прокладывая кровавые складки на диванах, можем записать свои мысли. И не важно, что мы имеем сказать друг другу — сладкое Ничто и сладкие ночи любви, которые мы надеемся вырастить на ее навозе до огромных размеров: что бы то ни было — это никак не трогает наших партнеров, потому что они заняты собственными соображениями, которые им предстоит ежедневно обновлять и заполнять заново.
Чем сильнее счастье, тем меньше говорят о нем в этих местах, чтобы не утонуть в нем с головой и не вызвать зависть соседей. Тем, кого оттолкнула от себя фабрика, приходится как следует оглядеться вокруг, чтобы найти лавку, где им дадут в долг, лавку, в сердцах владельцев которой они смогут вызвать сочувствие. Их господа, орлы, что решают судьбы мелкой добычи одним лишь движением своих авторучек, живут во мраке. Но сыны Альп бесстрашно шагают над пропастью по легким мосткам, они идут в гости к своим родным. Их любимые живут далеко, поэтому они приходят к ним в гости, вываливают их в грязи, лишь бы им подали чашку кофе с ужасными сливками. Страшное дело, но они не замечают того, что чувствуют, и не слушают, если им это объясняют.
Молодой человек склоняется над женщиной, которая отошла в сторонку, чтобы немного поболтать о том, о сем со своими желаниями, своими дорогими родственниками. На ее огромных глазах появляются слезы и падают на лоно, где живут желания, замершие в ожидании, пока им делают маникюр. Мы ведь не животные, в конце концов; не всегда все происходит сразу. Мы прикидываем, подходит ли нам этот партнер и что он может себе позволить, прежде чем мы его оттолкнем. Теперь у нас все дома, да и вообще много чего скопилось внутри за много лет. Нужно лишь оставаться на плаву и наблюдать за другими лодками вдалеке, кого они там берут к себе на борт. А они, в свою очередь, наблюдают, как вы идете ко дну. Да еще в купальном костюме, из которого нелепо торчит тело — его бы лучше спрятать подальше от чужих глаз. Свое тело владелец знает лучше других, он лучше всех знает свой дом, но это вовсе не значит, что стоит сразу же приглашать к себе посторонних. Почему бы другому человеку и не полюбить нас? Так почему же тогда он этого не делает?