К нашей радости, Йерн предложил свои услуги в качестве возницы. Снова запрягли лошадь, распрощались с Мари Миккельсен и пожелали ей доброго пути. Мари укатила в сопровождении Йерна в ночную тьму. Моника пошла осмотреться на кухне, а мы с Арне взяли лопаты и похоронили собаку под кустами за домом.
Арне сказал:
— Я попросил Мари пока не рассказывать Эйвинду Доруму про собаку. Хотя конечно… С тем же успехом можно просить дождь перестать лить. Завтра вся округа переполошится. А здешний пастор соберет своих прихожан в молельный дом и еще нагонит на них страху. А этот Дорум… Знаешь, если бы это была не его собака, а, скажем, моя, я бы подумал, что именно он бродит тут вокруг дома. Он совсем ненормальный. Недаром он потомок капитана.
Думаю, я не сообщу ничего неожиданного, если скажу, что вторая ночь в «пиратском гнезде» оказалась значительно более неприятной, чем первая. Невелика мудрость — спокойно заснуть в доме, где бродит какая-то черная кошка, тем более, если любишь животных. И совсем другое дело — ночевать при незапертой двери, зная, что по ночам, возможно, в дом пробирается сумасшедший.
Я снова достал Джерома и углубился в уже упомянутое исполненное прелести путешествие в лодке с собакой. Добравшись до главы, где Харрис поет куплеты, я наконец заснул. Но то был не легкий безмятежный сон, освежающий и благотворный. Разумеется, меня мучили кошмары.
Мне приснилось, будто я снова сижу на козлах в повозке Арне, в руках у меня вожжи, в повозку запряжена та же лошадь. Все было как днем, когда мы ехали на обед к Пале. Но только в повозке я будто бы находился один, и лошадь бежала не по дороге, под тенью деревьев, а прямо здесь, в доме, по темному коридору. Коридор казался очень длинным и тянулся по всему верхнему этажу.
Точно, как днем, лошадь вдруг останавливается и замирает, а я безуспешно пытаюсь заставить ее сдвинуться с места. И вот мне передается весь ужас дрожащей под кнутом лошади, меня охватывает гнетущее чувство надвигающейся неизбежной опасности. Что-то страшное ждет меня. Вдруг дверь желтой комнаты открывается, в конце коридора появляется человек. Медленно-медленно он подходит ко мне. И я вижу: это тот самый человек, который встретился нам в аллее, перед домом Пале и которого Пале называл рыбаком Рейном. Когда он подходит ближе, я вижу, что он совершенно мокрый, с его брезентовой робы стекает вода, и я знаю: это морская вода.
И вот, он стоит уже рядом с повозкой. Я не вижу его, я смотрю прямо вперед, на уши лошади, странно прижатые к голове, но я знаю: он тут, рядом. Ужас накрывает меня ледяной волной, я хочу бежать прочь, слезть с повозки, но не могу пошевелить ни рукой, ни ногой. Я чувствую, что должен сейчас повернуться к этому жуткому человеку, увидеть его лицо и взглянуть в его огромные глаза, серые, словно зимнее море, глаза без зрачков…