Сожженные мосты (Афанасьев) - страница 21

Несмотря на то что вариант действий был наилучшим — без мелочного контроля, — все равно отчего-то мне стало неприятно.

— Вопрос третий. Как я должен передавать вам информацию?

— Вопрос своевременный.

Путилов порылся в одном из многочисленных ящиков письменного стола, перебросил мне через стол нечто, сильно напоминающее флэш-карту для хранения данных.

— Система шифрования последнего поколения. Ключ на 2048 бит. Подсоединяете к любому персональному компьютеру, отправляете по стандартной почтовой программе все, что считаете нужным. Процедура связи — там же. Уничтожать ничего не надо, система сама позаботится об уничтожении. Восстановить информацию без второй, точно такой же карты — невозможно, сложно даже отследить факт передачи зашифрованной информации. Не теряйте. И удачи вам, господин Воронцов…



27 мая 2002 года

Персия, Тегеран

Голубой дворец

Начальник САВАК, генерал Тимур, назначенный на эту должность меньше недели назад, выбрался из черного штабного лимузина, остановившегося в паре сотен метров от парадной лестницы. Одернул китель, мельком осмотрел себя — шах не любил разгильдяйства. Взяв под руку кожаную папку, широко зашагал по мраморным ступеням парадного входа дворца, отчетливо ощущая, как перекрестье оптического прицела — наверное, не одного — замерло на нем. Да, те люди, которые сейчас целились в него, они были его подчиненными, но если поступит приказ или он сделает нечто подозрительное, они застрелят его так же легко, как хозяйка сбивает газетой муху со стены. Никогда и никого шах не наказал за излишнее усердие в охране собственной персоны, что бы этот человек ни сделал.

Генерал Тимур шел на прием к шаху, тая в душе страх. Страх — вот чего было в избытке в этой стране. Страх — вот орудие власти, универсальное, не дающее сбоев. Кем бы ты ни был, какого бы ты положения ни достиг — однажды ночью ты мог пропасть точно так же, как до тебя пропадали другие. Это уже стало нормой. Не видеть, не говорить, даже не помнить. Никто в Персии не знал, кто будет следующим, на кого упадет взгляд диктатора. Никто не мог чувствовать себя в безопасности, никто не мог знать, есть ли за ним вина — или нет. Персия не была единой страной, в ней были две страны. Дневная страна жила, трудилась, чему-то радовалась, чем-то огорчалась. И ночная — где над людьми всевластно тяготел страх, где каждый боялся ночного стука в дверь. До рассвета доживали не все, а те, кто дожил, радовались новому дню и продолжали жить. И надеяться, что доживут до следующего рассвета.

На первом же посту охраны генерал Тимур сдал свое оружие — роскошный русский «Орел» с перламутровой рукояткой. Это стало обязательным правилом для всех: ни один человек в присутствии шаха не мог быть вооруженным. Один из предшественников Тимура очень просто вбил в голову охране, что это правило относится ко всем: когда у него не потребовали сдать пистолет, он достал его сам и расстрелял наряд. Единственным вооруженным человеком в шахских покоях всегда был сам шах — его пистолет назывался «Табанья» и имел сакральный смысл: считалось, что убийство из него угодно Аллаху. На рукоятке было выгравировано: «Воистину, Аллах скор в расчете»