Вопрос о сослужении есть исключительно вопрос о сослужении при совершении Евхаристии. Мы не ставим вопроса, как лучше совершать Евхаристию: с сослужением или без сослужения. Мы говорим не о том, что лучше, а о том, насколько сослужение соответствует природе Евхаристии и может ли быть Евхаристия без сослужения. Поэтому вопрос о сослужении нельзя рассматривать, как вопрос техники богослужения. За вопросом о сослужении стоит вопрос о Церкви, т. к. Евхаристия неотделима от Церкви. Нельзя строить учение о Церкви независимо от учения об Евхаристии, как нельзя понять Евхаристию вне и помимо Церкви.
Предлагаемая работа есть попытка выяснить некоторые принципы евхаристической эклезиологии, которые находят свое выражение в литургической жизни и которые в свою очередь определяют ее. Я хочу надеяться, что выяснение этих принципов даст необходимую базу для определения подлинного смысла и места сослужения в нашей литургической жизни, а также того, что содержит в себе самой идея сослужения. В силу этого чисто принципиальное задание приобретает глубоко жизненное значение, т. к. оно имеет прямое отношение к нашей современной литургической жизни и к ее актуальным задачам
Каждый из нас, конечно, по своему в разной степени и с разной силою ощущает некоторую неудовлетворенность нашей современной литургической практикой. Последняя есть результат длительного исторического процесса, в котором многое отпало, что было раньше, и многое появилось того, чего не было раньше. Моя задача заключается в том, чтобы попытаться отделить то, что составляет неизменную основу нашей литургической жизни от того, что случайно в нее проникло. По существу моей задачи я далек от мысли о каких–либо коренных реформах нашей литургической практики. Прежде, чем решаться на какие бы то ни было реформы, надо понять и осмыслить, что содержит Церковь. Большею частью наша неудовлетворенность определяется не столько дефектами нашей литургической практики, сколько тем, что мы утеряли смысл того, что совершается Церковью. Мы ставим больше ударение на том, что менее существенно, чем на том, что составляет основы нашей литургической жизни. Мы должны сделать (metanoia) в самих себе, прежде чем делать какие–либо перестановки в литургическом обиходе. Евхаристия есть выражение нашей жизни в Церкви, а потому мы должны ее принять, как жизнь н делание. Наша жизнь есть общая жизнь и наше делание есть «общее дело», и это есть то, что мы утеряли, и это есть то, что, прежде всего, и раньше всего мы должны вернуть.
Я знаю, что моя задача неблагодарна. Всякий сдвиг с установившейся позиции всегда неприятен. Наша теперешняя позиция есть позиция крайнего индивидуализма. Древнее церковное сознание знало, что надо быть всегда вместе (coinh pantez), собранными на одно и тоже (Epi to auto). Мы сейчас почти никогда не бываем все вместе, но каждый за себя и для себя. Преодолеть эту замкнутость не всегда просто и легко, а особенно нелегко выйти на вселенские просторы церковной жизни. Но не будем обманываться: подлинные вселенские просторы открываются только в Церкви, а не вне ее. А если в Церкви, то тогда, когда мы «все вместе» собраны на одно и тоже, т. е. когда мы собираемся в Церковь.