Крис бережно повязал свой лоскуток на ветку, вздохнул, усмехнулся. Пусть эта очаровательная, смелая девочка познает любовь, подумал он. Верную, настоящую, единственную.
Покончив с ритуалом, Крис достал из рюкзака фонарик, взял Кэрол за руку, и они молча вошли в пещеру.
Кромешный мрак. Свет фонарика блуждает по сводчатым стенам. Прохладно и пахнет сыростью. И ужасно таинственно.
Они прошли вглубь метров на пятнадцать, и Крис вдруг погасил фонарик.
– Все еще пытаешься напугать меня? – шепотом спросила она, и ее шепот гулко прокатился по сводам.
– Нет. Только хочу, чтобы ты почувствовала, что такое полный мрак.
Они несколько минут стояли молча.
– Удивительное чувство. Сколько ни вглядывайся в этот мрак, глаза все равно ничего не видят, – наконец сказала она.
– Значит, без света нет мира, – легкомысленно бросил Крис и снова щелкнул кнопкой фонарика. – Пойдем к свету.
И снова дорога увлекала их вверх. Наконец они выехали на широкое плато, за которым возвышалась гряда скалистых гор. Гордые, немые, недоступные вершины, казалось, взирали на них свысока. Вокруг простирались альпийские луга: сиреневые, желтые, бледно-зеленые, серебристо-серые склоны.
Кэрол стала замерзать.
– Крис, мне холодно! – прокричала она. – А тебе?
– Мне тоже! За поворотом я остановлюсь, и мы оденемся! Осталось несколько километров до места, где мы сможем хорошо пообедать!
Они остановились, достали из рюкзаков свитера и надели их.
– Как здесь тихо, – протянула она и замерла. – И синева над головой такая густая и плотная, что кажется, будто окунаешься в нее, как в воду. О, Крис, я так благодарна тебе за этот чудесный мир, который ты сегодня подарил мне! – воскликнула она.
И вдруг повернулась к нему и прильнула к его груди. Не сдержалась. Не смогла больше. И его руки в тот же миг обвили ее. Так естественно и привычно, как будто делали это давно. Всегда.
– Это твой мир, девочка. Ты завоевала его, – тихо проговорил он и нежно коснулся губами ее виска.
Ее пронзила дрожь. Она медленно подняла голову и посмотрела на него. Ее глаза молили о поцелуе, слегка приоткрытые губы тянулись к его губам. Он склонил голову и обхватил горячими, влажными губами ее губы – слегка побледневшие, пересохшие и прохладные.
И больше не было мира и не было его завоевателей. Померкло солнце, и опрокинулись вершины. Только его жаркие губы, обволакивающие ее рот, и она пьет из его губ и пьянеет, задыхается и утопает в волнах беспредельного блаженства.
Наконец он прервал поцелуй, тяжело дыша, отстранился от нее и нежно заглянул в ее пьяные, удивленные глаза.