Затем, словно по какому-то черному волшебству, толпа киношников-плакальщиков рассыпалась, и Сьюзан увидела Лиланда, оживленно беседующего с мрачными типами в модельных костюмах. Коллеги по работе, как предположила Сьюзан. Сьюзан вообще много чего предполагала. Это гораздо проще, чем собирать факты. Коллеги со студии, или агенты, или адвокаты, или менеджеры, входящие в главный список или просто работавшие на него. Но кто бы они ни были, для Сьюзан это не имело значения, потому что, увидев Лиланда, она смотрела только на него и привлекательного мужчину рядом с ним. Мужчину, на которого Лиланд ее променял, если такое вообще возможно. Как она и боялась, они тоже пришли. Их окружала жадная до сплетен аудитория, жаждущая увидеть, как они будут обмениваться любезностями, ведь они должны показать, что заметили друг друга, даже после всего случившегося их связывала Хани. Кто может вытерпеть весь этот абсурд и разгорающееся пламя горечи и ярости? Ну, многие, вообще-то, но Сьюзан точно не из их числа. В итоге она обнаружила, что злость делает человека неповоротливым, и если держаться за нее, то вскоре придется бросить все развлечения ради поддержания злости. Истрать на это все силы, и тогда, может быть, ничего не останется для источника огорчений. Как тебе будет угодно. Она упорно старалась превратить бурлящую злость против Лиланда в тихо кипящую боль. Ей понравилось, как года два назад кто-то в «Анонимных алкоголиках» сказал: «Обидеться – это все равно что выпить яду и ждать, что от него умрет другой».
Сьюзан выпила слишком много диетической колы, в ней накопилось достаточно желчи, чтобы послать всех подальше, и она пообещала себе, что этого так не оставит. Когда все исчезло – мужчины, наркотики, весь физический мир, – Сьюзан осталась только диетическая содовая: верная, надежная, легкая, прохладная и, похоже, способная разъедать столы и расщеплять зубы.
Очень неплохо для нее. Никто не посмеет сказать, что она не стоит одной ногой в удивительном, бодрящем мире непримиримого саморазрушения.
Хреново было то, что до сих пор, глядя на Лиланда, она находила его привлекательным. Что-то в ней помимо воли реагировало на него. Она называла это «телячий рефлекс»: когда твое тело чего-то хочет, неважно, что ты ему говоришь. Оно живет отдельно от тебя, сгорая от желания, поскольку, несмотря ни на что, Сьюзан всегда помнила – их сексуальная жизнь была прекрасна. И это было важно. Что-то да значило.
Брови Лиланда дружелюбно поднялись, когда он увидел ее. Он провел рукой по своей сияющей, гладкой, как всегда очень коротко постриженной голове.