— Первые люди, которые приземлились здесь на «Декарте», действительно верили, что нашли рай. Вспомните сонеты Эпервье, в которых он описывает Внутреннее море как остров среди горького солёного океана, который испаряется под беспощадным солнцем.
— Да, рай — пока Кешра простирает над ним свою благословляющую длань. Но теперь эта длань высохла.
— Знаете, чего я больше всего боюсь, сударыня? Что это безумие перекинется и на людей. Когда на меня бросился старшина педальеров, я думал, что потерял сознание. Но это был не обморок, а что-то другое. Что-то овладело мной, я был как одержимый.
Она положила ладонь мне на руку.
— Об этом я не очень беспокоюсь, — сказала она. На миг я увидел, как её тёмные глаза блеснули под вуалью. — Не очень-то мы были подвержены миролюбию и тогда, когда Кешра была жива.
Я неотрывно смотрел на её запястье. Тонкий татуированный рисунок, который я раньше принимал за арабески, оказался — теперь я это видел совершенно отчётливо, — созвездием. Я непроизвольно взял и удерживал её руку. Она не отнимала её.
— Это же звёзды внутреннего плеча Ориона, — удивлённо сказал я.
— Да, — ответила она. — Когда я училась в Нанте, там работал один художник, который специализировался на татуировках звёздных карт. Вам нравится?
— Очень. — Я провёл по рисунку кончиками пальцев. — У вас, как я полагаю, были причины…
Она всё ещё не отнимала у меня свою руку.
— Да, моя мать была офицером Флота, пока не вышла замуж за моего отца. Потом этот брак распался, и она снова вернулась во Флот. Когда она сказала мне об этом, я подумала, что хорошо бы сделать такую татуировку. «Так я всегда буду знать, где ты сейчас находишься, — сказала я ей. — Я всегда буду это чувствовать».
— И вы это чувствуете?
— Да. — Она указала на место где-то между Лиллепойнтом и звездой Александра. — Она вот здесь. Летит на «Гигале». Она сбежала в будущее, — сказала мэр со вздохом. — Ещё до того, как её корабль достигнет цели, я стану старше, чем она.
Я закрыл глаза и нежно поцеловал это место на её запястье. Мои губы коснулись бархатистой прохладной кожи, и я вдохнул терпкий аромат кипарисовой ветки в дождливое утро.
После этого я бросил виноватый взгляд на портрет старика Галопена.
Он улыбнулся и благосклонно кивнул мне.
— Я слышал, что вы обручились с мэром, Паладье?
— Слухи вас не обманули, капитан.
— Поздравляю. И что, она действительно так хороша, как уверяют?
— Этого я не знаю. Она ещё не показывалась мне без вуали.
— Тогда я надеюсь, что сюрприз, который вас ждёт, окажется приятным.
— Сюрприз, сэр?
— Ну…
— Я вас не совсем понимаю. Я люблю мадемуазель Галопен.