Стократ, улыбаясь, вытащил меч из ножен. Клинок был чистым, как и положено честной стали. Старшие сыновья трактирщика, зачарованные видом прославленного оружия, совсем не обратили внимания, что отец их чуть не умер, подавившись кашей.
Жена торопливо захлопала трактирщика по спине. Шмель стоял, держа перед собой тарелку с хлебом, глядя не на меч и не на отца, а на Стократа.
Вдруг залаяли собаки во дворе. Застучали копыта. Женщина подхватилась:
– Гости приехали!
И бросилась к двери, но дверь распахнулась перед ней сама. Женщина попятилась: в проеме стоял стражник из Макухи, с воспаленными глазами, бледный, очень злой:
– Эй! Трактирщик! Что тут у вас? Что за трупы?!
Вот так князь, подумал озадаченный Стократ. Тайные соглядатаи? Голубиная почта? Или, учитывая ночное время, совья? Чтобы к утру прибыть на перевал, надо выезжать из Макухи ранним вечером, а лучше после полудня, а еще лучше ехать с утра, потому что ночное путешествие по Белой дороге может закончиться на дне ущелья, на острых камнях…
Трактирщик начал объясняться насчет разбойников, причем выглядел таким растерянным и напуганным, что подозревать в нем сообщника было просто смешно. Тем временем стражников в обеденном зале было уже четверо, и все они, судя по виду, проделали свой путь ночью и в спешке.
– Купец, значит, – сказал, будто выплюнул, старшина дозора. – Доторговался Сходня… Ну да и разбойники, чего там, полегли, это хорошо, трупы вниз снести надо, может, узнают кого… А ты, – он вдруг обернулся к Шмелю, который так и не выпустил тарелку с хлебом, – о тебе есть приказ князя специальный, тебя срочно доставить в Макуху.
– Меня?
– Его?
– Шмеля-а?
– Что случилось? – наконец-то спросил Стократ.
– Что надо, – пробормотал стражник, но, обведя взглядом лица, все-таки не стал молчать. – Пришло сообщение от этих… лесовиков поганых, прислали какое-то свое варево князю. Мастер-языковед его хлебнул – и помер в тот же момент!
Шмель выронил тарелку. Глина раскололась, черные ломти разлеглись веером на полу.
– А потому собирайся, парень, – стражник был темнее тучи. – Нет больше в Макухе языковеда, а этот, Плюшка, чтоб ему, от страха совсем в соплях потонул… Лесовики дровосеков обстреляли. Двоих привезли едва живых, истыканных, у третьего стрела ухо сбила. И не понять, что происходит, сучком им в задницу, чего ждать, с-сучком, сучком…
– Я сейчас, – тихо, но внятно сказал Шмель. – Я соберусь. Сейчас.
Он наклонился и очень быстро стал собирать хлеб. Больше в комнате никто не двигался: трактирщик тяжело дышал, жена его стояла, заломив руки, и замерли старшие сыновья.