На первой скамье доктор, полная женщина с густыми бровями, осматривала ребят — ерошила волосы, просила открыть рот, перебирала пальчики на руках. Ей помогала медсестра — она была в белом халате и широкополой шляпе. Резкая тень легла на лицо с округлым подбородком, припухлыми губами и сплошь черными, как бы без зрачков, глазами. Она тоже осматривала детей — одних отправляла к вожатым, других, видимо подозрительных с ее точки зрения, — передавала доктору. Виль отвел взгляд, но тут же снова поглядел на медсестру: что-то в ней привлекало, властно обращало внимание, но что?… Знаешь — не знаешь, а пялиться нечего, говорил он себе, и все равно пялился бы, если бы за спиной не прозвучало, резко и насмешливо:
— Вы считать умеете?
Он обернулся и увидел девчонку лет четырнадцати-пятнадцати, а то и шестнадцати — кто их разберет, нынешних девчонок? Она была курносая и скуластенькая — лицо у нее из тех, что привлекают именно некоторой изящной неправильностью. Ей противостояли, охватывая полукольцом, мама, тоже курносая и скуластенькая, бабушка, которая когда-то явно была курносой и скуластенькой, и папа — коренастый и серьезный. И мама, и бабушка держали на весу перед собой увесистые капроновые сумки.
— Дома я пообедала, — втолковывала девчонка, вскинув голову, — приедем рано утром. Значит, еда мне нужна всего на один ужин!
— Лидия, пусть лучше останется лишнее, чем не хватит! — упрямо сказала мама.
— Лидуся, ты и сама поешь, и подружек угостишь, если какой не дадут с собой, — просительно сказала бабушка.
Папа молчал. Мама выразительно покосилась на него.
— В дороге аппетит повышенный, — изрек папа.
— Да всех!.. Всех — и самых маленьких малышей — нагрузили так, что руки у них обрываются. Посмотрите, что вокруг делается! — возмущалась Лидия-Лидуся. — Бегали люди, доставали, тратились, прямо-таки решали Продовольственную программу. А зачем столько харчей?
— Вот станешь сама матерью, поймешь, — укорила мама.
— В пути — не дома, — оправдывалась бабушка.
— Не кощунствуй, — неуверенно изрек папа.
— Приедем в лагерь, большую часть этого добра выгребут и выбросят, чтоб мы не портили желудки несвежим. Сколько всего пропадет?.. Так кто из нас кощунствует?
«Мыслит, зануда», — подумал Виль, отдавая должное уму Лидии-Лидуси и сочувствуя ее любящим родителям.
Тут Виля движением руки поманил начальник лагеря. Шага не сделал Виль, как в ноги ему кинулась на бегу крошечная девочка-дюймовочка в шапочке, схожей с перевернутым тюльпаном, в ярко расшитой рубашке с длинными рукавами и красных шортиках. Девочка невольно охватила его колени, шапочка с нее слетела, обнажив стриженную под нуль головку. На бледном с мелкими чертами лице сияла дружелюбная улыбка.