— Я к маме хочу…
— Ты же на море собралась! Съездим, искупаемся, а потом и вернешься к маме.
Он хотел выпрямиться, но Света не дала — схватила за руку, потянула, сесть заставила. Он подчинился, растерянный: кто его знает, что ей дальше говорить, чем утешать? Говорить, однако, не пришлось — Света сама стала рассказывать о себе: во второй класс перешла с одними пятерками и четверками, не только в простой, но и в музыкальной школе учится, вместе с давней подружкой (давней в восемь лет!) Надей Орловой на блокфлейте играет…
— Что ты уже выучила на той флейте? — с искренним интересом спросил Виль.
— «Пастушок», «Колокольчики»…
— Помнишь мелодии? Напоешь?
Света напевала с придыханиями, в паузах вышептывала что-то в пояснение. Голос ее постепенно слабел, а потом и совсем стих. Заснула.
И так защемило на душе у Виля, точно он сам только что поплакал, тоскуя по маме, к которой немедля и не вернешься — не выпрыгнешь из поезда, не добежишь; защемило, точно он сам уснул, доверчиво напевая, держась за руку совершенно чужого человека, точно ему самому предстояло проснуться утром и обнаружить, что мамы рядом нет, что она далеко в Ростове, а ты катишься к морю — не к дому, а от дома.
Он выпрямился. Лидия-Лидуся отвела голову от окна. Темные глаза ее поощряюще смеялись:
— А вы умеете с малышами. Будто у вас есть дети.
— Чего ты решила, что у меня нет детей?
— А я не решила… Нет их у вас.
— Все-то ты знаешь!
— Не все, — как бы разубеждая, сказала она и предложила: — Вы ложитесь, я присмотрю…
«Выходит, ты имеешь право вести себя после отбоя, как заблагорассудится?» — мысленно упрекнул он ее и сразу одернул себя: «Хотя… Не маленькая, чтоб по команде засыпать. Лежит себе тихо и пусть лежит».
— За кем присматривать?.. За тобой? Так ты, Лидия-Лидуся, уже большая, — с усталой хрипотцой проговорил он, потер лицо руками и вышел в проход.
Свет в вагоне уже приглушили, и мальчишеская фигура его в мягком полумраке казалась особенно стройной и легкой.
Он скрылся в соседнем купе, и Лидия-Лидуся по звукам поняла — поднимает окно, чтоб не дуло. Она опустила ноги на край стола, потянула вверх тяжелое окно, оставив узкую щелку, в которую врывался острый, как лезвие, ветер. Подставила ему подушку и забралась на полку.
Виль вернулся, плотно притворил дверь. Где-то шептались взрослые. Кто-то из детей скрипел зубами, кто-то сонно бормотал: «Смотри… Вилюру скажу…»
Неслышно смеясь, Виль влез на свою полку: «Сосни чуток, браток Вилюр».
Подошел Антарян — обход совершал, — удивленно спросил:
— Чего вы бодрствуете? — и рассудительно добавил: — В пионерлагере, если выпало время, надо кемарить до упора, ни минуты не теряя. Не возместишь потом — работа не даст…