— Тогда порядок, — отодвинулась, оценила дело своих рук милиция. — Возвращались с ночной засады, слышим — выстрелы. Что творят, бандиты! Война идет, народ гибнет, а эти, шакалы, на чужом горе жируют. Что им здесь надо было?
— Заставляли буровую из строя вывести, — тянул шею, порывался к окну бурмастер.
— Буровую? — рявкнул лейтенант. — На фронте каждый литр бензина на счету! Предатели, фашистские наймиты, стрелять таких, как бешеных псов… Ты куда? — жестко достал вопросом командир.
Старик мелкими шажками двигался вдоль стены к окну. Добрался, сунулся к стеклу, ахнул:
— Петьку с Керимом убили!
Двое лежали неподвижно. Голова Керима, облитая красным, уткнулась в бок сына.
Лицо лейтенанта перекосила досадливая гримаса.
Свиридов сунулся в низенькую дверь, зацепил теменем за косяк, слабо вскрикнул: боль черным пламенем полыхнула в глазах. Выбежал к буровой, упал на колени, приложил ухо к сыновьей груди. Сердце сына молчало. Старик выпрямился. Цепенея в ужасе, спросил у мертвого:
— Петруха, сынок… Как же так? Что я матери скажу? Не сберег, старый пес. Куда ж мы без тебя?…
Две жесткие руки подняли его с земли. Сзади пахнуло одеколоном. Над самым ухом заурчал густой баритон:
— Отомстим. За все отомстим, отец.
— За что нам с Матреной такое? — со стоном выдохнул, зашелся в плаче старик.
— Слезами горю не поможешь, — угрюмо урезонил лейтенант.
Развернув безвольное, тщедушное старческое тело, втиснул лицо в гимнастерку на груди. Оскалился, нетерпеливо махнул рукой, подзывая, показал на трупы. Подбежали четверо. Похватав за руки-ноги, уволокли убитых в каморку мастера. Тот трясся, мочил слезами командирскую гимнастерку. Лейтенант пережидал, нетерпеливо постукивая носком сапога по мазутной проплешине на земле. Брезгливая судорога сводила тонкогубый рот.
— Мужайся, отец. Ответ бандитам может быть один: больше бензина, нефти фронту.
— Дак че ж я… — захлебываясь, давил в себе рыдания Свиридов. — И так сутками тут… Ни дня, ни ночи. Дома, считай, месяц не был… К концу дело идет, не сегодня-завтра зафонтанит.
— Что мешает работать, отец? Чего не хватает? — напористо вломился в причитания старика лейтенант. — Что надо — через наркомат достану, помогу, говори смелей.
— Мне-то что… Не себе прошу, — судорожно вздохнул мастер. — Буровая может встать.
— Как встать? — грозно вскинулся, вспылил лейтенант. — Такими словами не шутят! Нефть для фронта — главное дело! Остановить буровую — значит помогать фашистам.
— А я про что? Сколько начальству про ремни приводные для моторов докладные писал, говорил — как об стенку горох! — утирая слезы, взъярился мастер: задел лейтенант за самое больное. — Все износилось, латка на латке! А «собачки», что держат дверку элеватора? Это ж форменное дерьмо, веревками подвязываем! Не приведи бог, недоглядим, веревка протрется, дверка настежь, элеватор в скважину грохнется. И конец!