— Как прикажете, лорд.
Парлонн умчался, словно ураган, и Вален в отчаянии уронил голову. Такова натура Парлонна. Все что он способен понять и научился принимать. Путь воина. Кодекс воина. Старые пути и старый кодекс.
Эти обычаи были мертвы, и следующая тысяча лет будет лучше. Что за чудеса будут созданы без вечно витающих в воздухе мыслей о войне? Насколько полней будут жизни со знанием, что ни один не умрет лишь из гордыни?
Многие ли выживут и смогут увидеть эти дни?
Слова Парлонна засели в его сердце. Какое—то количество смертей было неизбежно, он знал это, но мысль о массовом, по сути — самоубийстве его воинов…
Все это так бессмысленно!
— Прошу прощения, Избранный. Первый Воин Парлонн сказал, что теперь вы готовы принять посетителей.
Вален поднял голову, чтобы посмотреть на Тулана. Рейнджер, один из самых юных, но верный и преданный. Происходя из касты Жрецов, он с готовностью принял рейнджерский образ жизни. Его отец, Нюкенн, приветствовал путь выбранный сыном.
— Да. Проводи их. — Многие из собравшихся хотели не более чем приветствовать или же коснуться его. Он придет к ним позже. Но тут были и те, кто хотел говорить с ним наедине, о важных вещах, что должны храниться в секрете.
Первый такой посетитель пришел на берег, миновав двух Рейнджеров. Он не был минбарцем. Он был чужаком — ниже, тоньше, с тонкими руками и ногами. Оружие, которое висело на его поясе через тысячу лет любой минбарец узнал бы, как денн'бок.
— Это существо смиренно приветствует тебя, З'ондар. — сказал визитер.
Холод прикоснулся к сердцу Валена.
— Меня знают как Рамде Зарвина из Так'ча. Если мне будет позволено говорить с вами…
* * *
Мир раскинулся перед ними — до горизонта, до края изведанного. Мир, наполненный историями, мечтами и мечтателями, воинами, ожидающими смерти, мастерами лишь начавшими узнавать, что значит жизнь и жрецами пытающимися понять и тех и других.
Дераннимер чувствовала себя так, словно она могла оттолкнуться от вершины горы — и опуститься там где пожелает. Он чувствовала странную легкость, почти эйфорию. Слова Валена все еще звучали в ней. Тысяча лет мира. Эта мысль была..
…ошеломляющей.
Ее компаньон, разумеется чувствовал далеко не то же самое. Маррэйн равнодушно стоял, сложив руки на груди, и казался почти что частью самой горы.
Дераннимер оглянулась на него.
— Ты сердишься. — заметила она.
— Нет. — холодно и спокойно ответил он.
— Парлонн сердился.
— Да.
Она тряхнула головой.
— Я понимаю — почему, но уверена, он поймет что этот путь лучше. Случись такое раньше — и не сгорел бы Ашинагачи, и стольким не пришлось бы умирать. Понимаешь, — она запнулась — разве не так?…