Гражданская война в России: Записки белого партизана (Шкуро) - страница 98

полковника Добрармии Глазенапа.[116] Встретившись с ним, я стал расспрашивать об общем положении, о политических лозунгах Добрармии и сказал ему:

— Мы, казаки, идем под лозунгом Учредительного собрания.

— Какая там лавочка еще, Учредительное собрание? — ответил он мне. — Мы наведем свои порядки.

Глазенап распорядился выслать в мой штаб генерала Уварова[117] в качестве заведующего гражданской частью Ставропольской губернии. Я вместе с Глазенапом и в его поезде должен был ехать в Тихорецкую к генералу Деникину. О нашем выезде Глазенап сообщил туда по телеграфу. За свое кратковременное пребывание в Торговой я видел много пьяных офицеров и казаков и слышал жалобы жителей на плохое поведение войск.

На станции Тихорецкая я был восторженно встречен находившимися на вокзале офицерами. Прежде всего отправился к Кубанскому войсковому атаману — полковнику Филимонову[118] в сопровождении приехавших со мною двух пожилых бекешевских казаков. Филимонов, живший со своей супругой, встретил меня радостно, расцеловал и повел к генералу Романовскому.

Глава 14

Свидание с Филимоновым, Романовским, Деникиным, Боровским. — Представление Алексееву. — Оборона Ставрополя. — ~ Помощь корниловцев. — Трения с губернатором. — Назначение меня начальником Отдельной Кубанской партизанской бригады. — Взятие Екатеринодара и моя поездка туда. — Восстание терцев.

Из разговора с Филимоновым я убедился в том, что между командованием Добрармией, с одной стороны, и Кубанским атаманом, Радой и правительством, с другой существуют некоторые трения. Атаман жаловался мне, что, несмотря на то что Добрармия вступила на территорию Кубанского края и невзирая на прежние договоры, генерал Дейикин игнорирует кубанскую власть. Разговорившись позже с офицерами, как добровольческими, так и казачьими, я убедился, что в армии установилось презрительное отношение к следовавшим за нею Раде и кубанскому правительству. Их обвиняли в трусости вследствие их неучастия в боях, в излишней заботливости о своем комфорте и самоснабжении, причем это недружелюбие демонстрировалось часто и недвусмысленно.

В Тихорецкой все чины штаба были расквартированы в небольших домах недалеко от станции. В одном из таких скромных домиков проживал и начальник штаба Добровольческой армии генерал Романовский. Я явился к нему и был встречен очень ласково и гостеприимно. Генерал сказал мне, что до штаба Добрармии доходили сведения о моем восстании; но эти вести были столь разноречивы, что никто себе не представляет в действительности, каковы мои средства и силы. Я доложил подробно историю моей работы и просил дать мне артиллерию, ибо, кроме пары поломанных пушек, которые я таскал за собой для морального воздействия на противника, и одного горного орудия, снятого нами с грузовика матроса Шпака, у меня не было ничего.