Маш! Это что? Всерьез? — не верится человеку.
Не суши мозги! Давно пора было понять, что ты здесь лишний! У меня нет жизни про запас, а мучиться с тобой до гроба не хочу. Я устроила свою жизнь с другим человеком. И не мешай нам, если тебе хоть немного дороги дети. Пусть хоть они встанут на ноги и не собьются с пути как ты… Нам не стоит больше видеться. Иди. Сыщи себя. Может, хоть врозь мы будем счастливы?
Иван Васильевич вышел из дома в сумерках. Ему не предложили переночевать или поужинать.
Без копейки денег в кармане он вышел из дома, не зная, куда направиться.
«Надо было морду расквасить тому хахалю! Вышвырнуть с балкона! Ведь я хозяин! Ну почему и здесь не смог за себя постоять? Дал волю бабе! Хотя не заставишь жить с собой насильно. Кто я им теперь? Выбывший хозяин? Этот может и впрямь поможет детям. Я исчерпал все…», — ругал себя человек, все больше смешиваясь с сумерками.
Эй, красавчик! Не меня ли ищешь? — вывернулась из-за угла взлохмаченная баба и взяла под руку.
Отстань! У меня нет ни копейки!
Тебя выперли из дома? — заглянула в лицо участливо.
Да, — попытался высвободить руку.
И куда ж теперь?
Хрен меня знает! — вырвалось злое.
Ты погоди, не ерепенься. Не только тебя отшили! Теперь бездомных мужиков больше, чем бродячих собак! Пошли со мной. Отведу к бомжам. Авось не пропадешь. Жив будешь, — повела его к окраине города торопливо.
Во! Еще одного вышвырнули на улицу! — подвела к куче мужиков, роящейся в подвале пятиэтажки.
Кто будешь? — спросили хрипло.
Теперь уж «кем был?», — опустил человек голову, понимая в глубине души, что случайная женщина спасла от верной смерти.
Ведь, не признаваясь самому себе, шел к мосту, чтоб сброситься с него вниз головой. Тихо и незаметно для всех. Знал, никто не должен помешать свести счеты с жизнью. Он решился на это как-то враз, перешагнув порог дома. Знал, никто не станет искать его. Да и кому нужен неудачник? А тут баба вцепилась репейником, не дала сдохнуть, увела от моста. Притащила к мужикам вовсе незнакомым. Вот и обступили они его плотным кольцом:
Говоришь, баба выдавила, другого привела? Таких средь нас хоть хреном мешай: полно! И юристов можно ложкой черпать! Тут повыше тебя прикипели.
Известными были! Нынче — никто! Бомжи мы все. Допер? И тебе деваться некуда. Дыши средь нас, не вы- пинаясь…
В ту первую ночь он лег в подвале на батареях, на куче старого тряпья. Не спалось. Он ворочался с боку на бок, иногда вставал покурить.
Иван! Не дергайся! Смирись! Ведь кто его знает, может, только теперь познаешь счастье? Ить от хомута избавился. Семья — это кандалы, вечные заботы, воз проблем. Ты тащил на себе все! Теперь ничего нет! Свобода! Ты не нужен им! Вот и отдыхай от кровососов! Иль привык? Да лучше нищим жить, чем так, как ты дышал. Сам себе не нужен — все для них! Переведи дух и оглядись! Человеком себя ощути! Мы ить тоже страдали, как и ты! Нынче поумнели. Никого из нас в семью на аркане не затянешь. Клянусь своими лысыми мудями, лучше в петлю башкой, чем свою волю на тарелку супа променяю! Возьми себя в руки, будь мужиком. И не мучайся памятью! От нее лишь башка трещит. Бомжи — самые счастливые люди в целом свете! Нам никто не указ. Сами себе хозяева. Коль здесь приживешься, значит, ты — человек! — говорил седой старый бомж, высунув из-под тряпья морщинистое маленькое лицо, похожее на усохшую тыкву.