– Нет! – покачал тяжелой головой прусский чемпион. – Я не играю хуже. Но Морфи просто не дает мне играть лучше. С этим человеком бороться бесполезно, он слишком силен для меня. Он точен и безошибочен, как механизм, а я всего лишь простой смертный…
Одиннадцатая партия игралась в последние дни угасающего 1858 года. После 35 ходов фигуры Морфи грозно нависли над позицией рокировки черного короля. Андерсен долго искал спасения, затем опустил голову и закрыл рукой глаза. По лысому, блестящему, как слоновая кость, черепу стекали мелкие капельки.
Поражение стало фактом. Андерсен отнял руку и выпрямился в кресле, все молчали.
– Мсье Морфи! – сказал на своем ужасном французском языке Андерсен. – Вы выиграли матч потому, что вы сильнее меня. Вы сильнее всех игроков мира, живых и мертвых. Я горд, что живу в одно время с вами!
Никто не смеялся над его грубым прусским акцентом.
– В мире нет другого игрока, – он горделиво поднял лысую голову, – который расправился бы с Адольфом Андерсеном со счетом 7:2! Мсье Морфи, я сдаю матч и поздравляю вас – сильнейшего шахматиста всех времен!
Последние слова потонули в восторге зрителей.
Андерсен пожал Полу руку, сгорбился и быстро вышел из номера, где бушевал восторг.
Это были первые лестные слова, сказанные Андерсеном Полу в глаза, и единственные.
Андерсен быстро утешился – вечером того же дня он показывал в кафе «Де ля Режанс» свои проигранные партии, хохоча и вздымая руки к небу.
Свое выступление Андерсен закончил так:
– В Берлине мной будут недовольны, но я отвечу попросту: мистер Морфи обещал приехать, объясняйтесь с ним сами!
До отъезда Андерсена оставался еще один день, и его было решено использовать для серии легких партий. Условились начинать все партии непременно гамбитами. Матч длился всего три с половиной часа и окончился в пользу Пола со счетом 5:1.
– Невозможно играть с этим парнем! – добродушно сказал Андерсен, отправляясь укладывать чемоданы.
Вечером в его номер зашел Эдж и показал Андерсену последний номер газеты «Иллюстрэйтед Лондон ньюс», где была прокомментирована одна из проигранных им Морфи партий.
Примечания принадлежали Стаунтону и заканчивались фразой: «такая игра недостойна победителя лондонского турнира 1851 года!» Прочитав это, Андерсен лукаво усмехнулся.
– Я не первый день знаком с мистером Стаунтоном, – сказал он. – Когда он проиграл мне в Лондоне, не было болезни, которой он бы не страдал в тот день… У мистера Стаунтона по любому вопросу есть два мнения: одно – для себя, второе – для печати. До свиданья, герр Эдж, передайте герру Морфи мое безусловное восхищение!