— Я помню, — ответил Лайзо тем странным голосом, который я все никак не могла для себя охарактеризовать — пробирающим до костей и… значительным, что ли? Торжественным? Нет, не то. — Однако надеюсь, что больше никогда не случится такого, что ей придется защищать меня, а не наоборот.
Он стиснул мои пальцы, и только тогда я осознала, что до сих пор не отняла руки.
— Очень мило с вашей стороны, мистер Маноле, — деликатно высвободив руку, якобы затем, чтобы поправить плащ, я окинула взглядом одинаково убогие домики, льнущие друг к другу плотно, как замерзающие щенки в корзине на зимней улице. — Это место кажется мне знакомым. Если я не ошибаюсь, нам нужно идти туда?
— Совершенно верно, Виржиния! — широко улыбнулся Эллис. — Именно в тот проход между домами. Что ж, Лайзо — веди. Ты здесь хозяин. И, кстати, — он развернулся и махнул вознице рукой: — Бесник, спасибо! Считай, с долгом рассчитался.
Тот лишь кивнул в ответ и надвинул на голову капюшон. Через несколько минут, когда мы уже шли цепочкой по узкому темному «коридору» между грязных стен — сперва Лайзо, затем я и Эллис замыкающим — послышался свист, оклик, недовольно зафыркала лошадь, и скрипучий фургон вновь покатил по мостовой. Мне стало не по себе. Еще бы, единственный транспорт, связь между благопристойным, чистеньким Бромли и его трущобами оборвалась. Захотелось сжаться в комочек, спрятаться под плащом, раствориться в сером недружелюбном мире… Из чувства противоречия я распрямила плечи и гордо вздернула подбородок.
— Мы уже почти на месте, — ободряюще шепнул Эллис, и мне захотелось его стукнуть: неужто не мог сделать вид, что не заметил моей минутной слабости!
Кажется, в прошлый раз детектив отстукивал по заветной двери какой-то хитрый сигнал, но теперь ему не пришлось этого делать. Лайзо, шедший первым, только-только занес кулак над посеревшей деревяшкой, как дверь приоткрылась.
— О, нас и впрямь ждали, — усмехнулся Эллис, легонько подталкивая меня вперед. — Проходите скорей, Виржиния. Не только вам неуютно на этих улицах.
Лайзо пропустил нас в свое укромное жилище, плотно закрыл дверь, задвинул две щеколды, опустил засов, откинул с гвоздика потертый ковер, скрывающий сами очертания двери — и только тогда развернулся к улыбающейся женщине, уже не молодой, но все еще сохранившей отголоски прежней своей броской, грубоватой красоты.
— Ай, матушка!
— Сыночка, кровиночка! Поди ж ты сюда, я тебя обниму, золотце мое ненаглядное!
Зельда, ничуть не изменившаяся с нашей последней встречи, стиснула Лайзо в крепких материнских объятиях, расцеловала в обе щеки и засмеялась. Я отвела взгляд. Смотреть на воссоединение семейства было неловко — слишком счастливы, слишком легко показывают это, не стесняясь случайных свидетелей. Не то что в знатных родах, где матери в присутствии посторонних зачастую приветствуют сыновей кивком, дежурной улыбкой и суховато-обвиняющим: «Мы ждали вас, лорд Хюстон, проходите, прошу».